выдержал в 40–50-е гг. только в Испании 15 изданий. Ватикан, вначале воспринявший появление нового течения католицизма весьма сдержанно, в феврале 1947 г. дал ему статус первого мирского института католической церкви.
С самого начала главное внимание Х.-М. Эскривы де Балагера было устремлено на университеты, на всю систему просвещения, на академические институты. Отсюда на протяжении столетий распространялась либеральная мысль, наука противопоставлялась религии. Сюда «Опус деи» стремился вновь внести «дух христианского горения», утвердить католицизм как динамичную современную доктрину, импонирующую деятельной натуре ученого, экономиста, политика, администратора[389], — отмечала российская исследовательница Л. В. Пономарева. Недаром высшие категории этой организации — нумерариос и супернумерариос — были нередко обладателями ученых степеней. Влияние опусдеистов в банковских и промышленных сферах, в издательском деле, в кругах научно-технической интеллигенции не случайно привлекало внимание властей.
Для Франко большое значение имела враждебная позиция к претензиям фаланги высокопоставленных военных, соратников каудильо с времен гражданской войны, и среди них генерала Антонио Барроса. Но прежде всего — Карреро Бланко, которому он безгранично доверял. Франко тем не менее еще долго не открывал карты, надеясь выявить, в какой мере идея рефалангизации пользуется какой-либо поддержкой помимо элиты фаланги.
Франко даже пошел на провокацию: 17 июля, в двадцатую годовщину мятежа, он выступил с докладом на «Национальном Совете испанской традиционалистской фаланги и ХОНС», не собиравшемся с 1945 г., в котором попытался развеять тревогу его членов, опасавшихся, что в будущем монарх-наследник использует свою абсолютную власть для того, чтобы начать переход к демократии.
Реакция последовала незамедлительно. Первым забившим тревогу был Мартин Артахо, так много сделавший для того, чтобы Испания была принята в ООН и тем самым на международном уровне конституировался процесс выхода из изоляции.
Встревожены были и генералы: Барросо постарался внушить Франко Салгадо Араухо, что каудильо теряет контакт с высшей военной иерархией. Чтобы нейтрализовать интриги военных и напомнить генералам об их долге, Арресе добился согласия на проведение близ Саламанки на аэродроме времен гражданской войны грандиозного митинга, дабы генералы вспомнили, что именно им страна обязана избранием Франко 29 сентября 1936 г. главой государства. Но генералы и не помышляли уклониться от своего долга, они лишь выступали против того, чтобы фаланге был предоставлен всесторонний контроль над всеми аспектами жизни нации. К большому удовлетворению военных, в докладе Франко не было упоминания о проекте «Фундаментальных законов» Арресе.
В конце года к кампании против намерения рефалангизации страны подключилась высшая церковная иерархия: 12 декабря три кардинала из четырех — Энрике Пла-и-Даниэль, архиепископ Толедо, Бенамин Арриба-и-Кастро, архиепископ Таррагоны и Фернандо Кирога Паласиос, архиепископ Сантьяго де Комнастела направили Франко письмо, в котором утверждали, что планы Арресе противоречат папским энцикликам, таким, как «Non abbiamo bisogno» и «Mit brennenger Sorge», из-за своего сходства с нацизмом, фашизмом и перонизмом[390].
Несколько дней спустя Франко сказал Арресе, что он не пойдет на конфликт с церковной иерархией. У лидера фаланги сложилось впечатление, что Франко был готов поддержать его идеи, но его руки были связаны оппозицией военных и церкви. Но так ли это? Не была ли предпринята каудильо «разведка боем», дабы выявить отношение к идее рефалангизации таких важных столпов режима, как армия и церковь, и в случае негативного их отношения к планам Арресе, указать тому на его место.
Франко не вел дневников и не всегда был до конца откровенен даже с близкими ему людьми — с Салгадо Араухо и Карреро Бланко. Тем не менее последующее развитие событий позволяет склоняться в пользу последнего предположения. И в те дни, когда Франко демонстрировал перед Арресе свою приверженность идеалам Хосе Антонио Примо де Риверы и планам рефалангизации страны, он пришел к выводу, что настал момент провести некоторые перемещения на иерархической лестнице режима.
В реорганизованном 25 февраля 1957 г. правительственном кабинете вопреки заверениям, данным Арресе, многие важные посты заняли министры-технократы, как они сами себя называли, близкие к «Опус деи».
Рьяные адепты «теории развития», весьма популярной в период западноевропейского бума 50-х — начала 60-х годов, согласно которой взгляды правительств различных стран, независимо от политического режима и идеологической ориентации, совпадают в отношении программы экономического развития, технократы-опусдеисты были вместе с тем сторонниками сильной политической власти, включая и ее авторитарные формы[391]. Их выдвижение на авансцену политики усилило вероятность того, что раздававшиеся в те годы призывы к либерализации общества и прежде всего к освобождению от идеологического наследия «голубого периода», будут канализированы в русло экономики, обойдя демократизацию политической и социальных сфер.
Франко не испытывал больших колебаний, вручая технократам судьбу экономики страны, поскольку был осведомлен, что «Опус деи», будучи сугубо элитарным течением, никогда не был повернут к массам, поэтому его программа не была «осквернена» социальными мотивами. Но особое успокоение в душу диктатора вносила поддержка «опусдеистов» адмиралом А. Каррерой Бланко.
Занимая бессменно с 1941 г. скромный пост заместителя секретаря президиума правительства, он был, по существу, «серым кардиналом» режима. И как всякий «серый кардинал» он умело скрывал свои мысли и деяния, правда, до поры до времени. Кальво Серрер, идеолог «Опус деи», уже после смерти Франко признал, что «единственным человеком из всех приближенных диктатора, кто имел ежедневные контакты с ним, был Карреро Бланко»[392]. Но и Лекерика называл Карреро Бланко «граф-герцог Оливарес», напоминая о всесильном фаворите Филиппа IV. У современных исследователей не вызывает сомнения, что Карреро Бланко был главным политическим советником диктатора.
По мнению П. Престона, неутомимый Карреро Бланко не был лучшим экономистом, чем его патрон. Но он доверял безмерно Лопесу Родо, видя в нем человека большого таланта. Он способствовал тому, чтобы Лопес Родо занял ответственный пост генерального секретаря президиума правительства[393]. Этой паре и принадлежит идея реорганизации кабинета, возможно, наиболее радикальной за все время пребывания Франко во власти, так как он практически отказался от столь дорогих для него экономических пристрастий.
Реорганизуя 22 февраля 1957 г. правительство, Франко избрал как бы «третий путь» вопреки планам и монархистов, и фалангистов. То была попытка восстановить национальное единство и примирить «Две Испании», не меняя кардинально сущности режима. Арресе потерял пост министра-секретаря «Движения» и был заменен, по совету Лопеса Родо, склонным к компромиссу Хосе Солисом — главой «вертикальных синдикатов».
Смена министров иностранных дел также диктовалась «умиротворением страстей». Мартин Артахо, отдававший себя отчет в неизбежных серьезных внешнеполитических осложнениях в случае принятия проекта Арресе и решительно выступивший против него, был заменен на Фернандо Кастиэлью.
Получивший портфель министра иностранных дел Кастиэлья так же, как и Мартин Артахо, принадлежал к Национальной католической ассоциации пропагандистов, однако был более приемлем для фалангистов из группы Арресе, роль которой все же учитывалась во внутриполитическом балансе сил. В стране все еще не забыли, что Ф. Кастиэлья в соавторстве с X. М. де Ареильсой в 1941 г. под грифом Института политических исследований, этого «мозгового центра» фаланги, опубликовал книгу под весьма примечательным названием «Испания — восстановление своего места», где обосновывалась неотвратимость участия Испании во Второй мировой войне на стороне Гитлера и Муссолини. В том же году Кастиэлья вступил в «голубую дивизию».
Он был заметной фигурой к моменту окончания мировой войны. Недаром Серрано Суньер уже после окончания войны, находясь в Женеве в связи с изданием своей книги «Между Эндаей и Гибралтаром», после просмотра в одном из рабочих кварталов советского документального фильма «Парад Победы», произнес: «А ведь здесь намеревались пройти церемониальным маршем как победители Муньос Грандес и Кастиэлья»[394]. Было также известно, что Кастиэлья был одним из авторов первого проекта «Хартии испанцев», подготовленного еще в 1943 г.
Учитывалось и его дипломатическое прошлое: в период международной изоляции, в 1948–1951 гг., он
