палаты, сказал:
— Ну, Юра, быстрого выздоровления тебе.
И это был первый раз, когда Михаил Николаевич назвал Никулина по имени и на «ты».
Потом Юра понял, почему попал под лошадь. Накануне он решил подсчитать, сколько заработает в дни школьных каникул. И подсчитал, что на брюки ему выйдет. А считать-то денежки, оказывается, было нельзя. Есть такая примета у старых артистов цирка: как только начнешь считать деньги, которых еще не заработал, жди неприятностей.
Таня Покровская, которую Никулин пригласил посмотреть то злосчастное представление, пришла на другой день в цирк справиться о его здоровье. Узнав, что Юра в больнице, она отправилась туда и, несмотря на объявленный в Склифе карантин, каким-то чудом все же проникла в палату и потом навещала Юру еще не раз.
Молодые люди продолжали встречаться, и когда Юра уже выписался из больницы. На расспросы домашних Таня отвечала, что познакомилась с артистом. «Из какого же он театра?» — спросили родители. Узнав, что Танин новый знакомый не из театра, а клоун в цирке, все ужасно расстроились: цирк тогда считали третьесортным видом искусства да еще спорили — может, это вообще не искусство, а зрелище? Но когда спустя месяц Юра Никулин пришел в гости к Тане домой, то, познакомившись с ним, родители и все родственники девушки успокоились. Впоследствии Калерия, тетка Татьяны, объяснила, почему они так напряглись и заочно не хотели принимать Юру. Дело было в клоуне, чье выступление она видела в балагане еще в 1911 году. Тогда этот Рыжий, еще и пьяный, почему-то без конца кричал «уй-юй!», получал затрещины и падал лицом в опилки. «Юра, ну ты же понимаешь, как мы огорчились, когда представили, что такой же человек будет рядом с нашей Таней!» [34]
Через месяц частых встреч, прогулок, походов в кино и в театр молодые люди признались, что любят друг друга, и через полгода, 23 мая 1950 года, поженились. Юра переехал из своей коммунальной квартиры, где они жили с родителями, в квартиру своей жены, в Нащокинском переулке, тоже коммунальную, с жившей там многочисленной родней Татьяны. Кстати, друг Юры, Марат Вайнтрауб, пришел на никулинскую свадьбу, познакомился на ней с сестрой Тани и стал ее мужем! Получилось, что фронтовые друзья, и без того бывшие «не разлей вода», еще и породнились и стали жить в одной квартире.
Юра, будучи очень контактным, неконфликтным человеком, легко вошел в семью Тани, его все полюбили — а кто бы сомневался? И поскольку все Покровские — Никулины жили дружно, они дали своему родственному коллективу жильцов имя. На двери их квартиры было написано: «Колхоз 'Гигант', два звонка». Некоторые недоумевали: у нас что, рядом с Арбатом правление колхоза? [35]
Спустя много лет Юрий Владимирович Никулин в одном из интервью говорил: «…очень многим я обязан моей жене Татьяне Николаевне. Ее умению просчитывать ситуацию, ее вкусу, интуиции. Будь на ее месте другая женщина, не знаю, как сложилась бы моя жизнь. Человек, который меня понимал, которого я понимал. Мы дополняли друг друга, верили друг другу. Большое дело, когда муж и жена заняты одним делом, у них общие интересы, они делят и радость и горе пополам».
Они действительно всегда были вместе — и в горе, и в радости…
Она старалась оставаться в тени, не вмешивалась в дела мужа. Но он с ней непременно советовался, прежде чем дать согласие сниматься в том или ином фильме или записаться на телевидении. Когда Татьяна Николаевна болела, Юрий Владимирович становился замкнутым, закрытым. А если оказывался дома один, он по всем телефонам начинал разыскивать свою жену. Он любил, чтобы она была рядом. Всего трех лет не хватило им до золотой свадьбы. Но всё это будет потом, а пока…
А пока работа с Карандашом шла размеренно. Но было ясно, что рано или поздно наступит расставание с мастером. Как оно произойдет? Практически все прежние партнеры Карандаша уходили от него со скандалом. Никулин и Шуйдин этого не хотели. Но они договорились, что если кто-то один из них не сработается с Карандашом и возникнет острый конфликт, то они уйдут от Карандаша оба, вместе. И вот такой момент настал…
Несколько раз Шуйдин просил Карандаша посодействовать, чтобы в главке скорее решили вопрос о его тарификации. Миша давно уже получал ставку всего лишь ученика, и на маленькую ученическую зарплату жилось ему трудно. Тем более что он ездил на работу из Подольска, где жил с семьей — женой и сыном. Карандаш хотя и мог помочь, но почему-то тянул. И однажды Шуйдин заявил Карандашу, что если вопрос о ставке затянется, то он будет вынужден от мастера уйти. Сказал он это в тот момент, когда Михаил Николаевич сидел в своей гардеробной, чем-то очень раздраженный. Из воспоминаний Юрия Никулина: «'Ну и подавайте заявление об уходе', — резко ответил Шуйдину Карандаш. И Шуйдин принес заявление. В это время я сидел в гардеробной у Карандаша. Он сказал:
— Ничего, Никулин, мы найдем другого партнера. Внутренне сжавшись, я произнес:
— Михаил Николаевич, если Миша… то и я тоже.
— Что? Что тоже?!
— Уйду…
— Ну и пожалуйста, уходите… — вскипел Карандаш. — Пишите заявление.
Я так и сделал. Карандаша заявления расстроили, но расстались мы с ним все-таки спокойнее, чем все его прошлые партнеры».
Ребята сохранили со своим учителем добрые, дружеские отношения. Они и на манеже встречались время от времени. В последний раз это случилось во время гастролей в Лондоне в 1961 году: Карандаш привез туда свои знаменитые репризы — «Случай в парке» и «Венеру». Никулин, как и в старые «ученические времена», был дворником в парке, Карандаш — незадачливым посетителем. Обоим было трудно работать. Карандашу в его возрасте — исполнять этот большой, почти сольный номер, после которого его клетчатую рубашку отжимали в тазу. Никулину было тяжело не позволять себе импровизировать и не устанавливать свой контакт с залом.
Что же касается тех двух с половиной лет, проведенных вместе с Карандашом в конце 1940-х годов, то они для Никулина стали уникальной школой циркового мастерства и искусства. Все это время Юра старался взять от своего знаменитого учителя как можно больше. И Карандаш действительно научил его и Шуйдина многому — он, по собственному выражению, ткнул начинающих клоунов «носом в опилки». И они остались благодарны ему за это. С ним они узнали, что такое кочевая цирковая жизнь, научились бережно относиться к каждому новому найденному смешному трюку, научились также использовать его именно в нужный момент. Закончив суровую мастерскую Карандаша, они уже не боялись огромного циркового амфитеатра и молча сидящей публики. Правда, тогда они еще не умели, как Карандаш, «ничего не делать» на манеже, выйти без реприз и держать зал с помощью одной своей харизмы или на ходу перестроить репризу в зависимости от настроя публики в данный момент. Это умение пришло к Юрию Никулину позже. А пока, в 1950 году, они с Карандашом не без обоюдной горечи расстались…
Из воспоминаний Юрия Никулина: «Уходя от Карандаша, я переживал разрыв и даже жалел Михаила Николаевича. Воображение рисовало мне картинку: сидит в гардеробной одинокий маленький человек, брошенный учениками, в которых он вложил столько сил. Рядом с ним только верные друзья — собаки Клякса и Пушок. А он грустит, не зная, что же теперь ему делать. В действительности всё выглядело иначе. И жалеть нам с Мишей надо было самих себя, потому что Карандаш быстро нашел себе новых неплохих партнеров, начал с ними работать, а мы оказались в незавидном положении»…
БЕЗ КАРАНДАША
Никулин и Шуйдин не имели своего собственного репертуара и после ухода от Карандаша не могли, как все цирковые артисты, влиться в «конвейер». Цирковой «конвейер» — это два-три месяца выступлений
