– Если ты про Эстер… я всё знаю.
– Что ты знаешь? – удивился Антонио.
– У тебя есть другая. Большего я не хочу и не собираюсь знать.
– Нет никакой другой.
– Антонио…
– Эстер являлась мне во сне, была моим наваждением, моей музой, если хочешь. В реальности этой женщины не существовало.
– Антонио… – Пепита перебила. – Прежде, чем ты скажешь еще что-нибудь… Ты должен узнать. Позавчера я приняла предложение Эстебана Перейры.
– Дэвид, еще раз увижу тебя пьяным – убью, – пообещал Бен. – Ты всё запомнил?
На столе лежали чертежи – поэтажный план музея, схема подключения сигнализации.
– Я там вырос, – сказал Дэвид. – Я знаю это всё, как свои пять пальцев.
– Смотри у меня, – пригрозил журналист. – Что у нас получается по времени?
– Стюарт все-таки настаивает на прямом эфире?
– Мы все настаиваем на прямом эфире. Без прямого эфира эта затея не имеет смысла. Что по времени?
– Я всё помню! – обиженно воскликнул Дэвид. – Вот тут, – он ткнул пальцем в план, – меняется охрана в музее. Я отключаю сигнализацию. Забираю схему из архива, потом у меня пятнадцать минут, чтобы добраться до места съемок и показать эскиз Эстер. На это у меня три минуты. Еще пятнадцать – добраться обратно и вернуть чертежи на место. Итого – сорок пять минут на всё про всё.
Послышались шаги, Бен проворно накрыл чертежи газетой. Вошла Эстер.
– Всё готово, – сказал Дэвид. Журналист всмотрелся в лицо соучастницы – словно мог по нему прочитать, будут с ней трудности или обойдется.
– Мне всё равно, – произнесла та.
– И ты не пожелаешь мне удачи? – удивился кузен.
– Мне всё равно, – повторила Эстер.
– Линдсей умер.
Граф Гуэль сидел в мастерской и пытался понять, почему ему так неуютно. Потом осознал – холодно. В мастерской, где всегда горела топка, кипела жизнь, стало до дрожи холодно, словно в склепе. Антонио, осунувшийся, полулежал в кресле.
– Жаль его. Хороший был пес, – отозвался мастер.
– В городе поговаривают про тебя и какую-то американку.
– У Перейры длинный язык.
– Значит, правда?
– Правда в том, что я всё потерял. Друга, невесту. И американку… американку я потерял тоже. Вроде бы я приобрел цель в жизни. Но неужели я всё отдал за эту самую цель?
– Настоящая цель, возможно, того и стоит. Твоя цель – настоящая?
Антонио надолго замолчал.
– Я знаю, как с ней попрощаться, – ответил он совершенно невпопад. – Я нарисую нам дом. Самый роскошный, самый безумный дом, который я никогда не построю. Нарисую этот эскиз, а потом сожгу его. А потом пойду к цели, и уже никуда не сверну.
– Звучит ужасно, – признался друг.
– Я знаю, граф. Но ведь настоящая цель того стоит?
– Да.
– Тогда, Гуэль, сейчас тебе лучше уйти.
Эстер посмотрела на часы. Под светом софитов, посреди съемочной площадки, стояла чертежная доска. Бен был весел, носился, отдавая последние распоряжения, но Эстер замечала, что украдкой он то и дело смотрит на таймер, расположенный над одной из камер. Стюарт, мрачный и серьезный, сидел в зрительном зале.
Эстер жалела, что не поговорила с Дэвидом. Что ей помешало? Она припомнила, что в сущности, с тех пор, как она ввязалась в эту авантюру, они не сказали с братом и пары слов. Если бы они поговорили, то, наверное, она бы удивилась, отчего это архитектор – и неплохой архитектор, насколько она могла в этом понимать – вдруг так возжелал денег, что превратился в банального взломщика. А он спросил бы, как это она, учительница рисования, оказалась такой дурой, что позволила втянуть себя в махинацию с крупными суммами, мафией и наркотиками. И в это дурацкое телешоу. Хотя второе, конечно, напрямую следовало из первого. И, пожалуй, это был бы совершенно бессмысленный разговор.
А Дэвида всё не было.
– Пора начинать, – сказал Стюарт, и по его виду Эстер вдруг поняла, что Дэвид не придет. – Пора начинать, – повторил он, обращаясь к Бену. Тот жизнерадостно улыбнулся. Эстер оглянулась, ища, куда бы сбежать, но у выходов стояла полиция. Стюарт перехватил ее взгляд, усмехнулся. – Прошу на сцену, моя дорогая.
– Мы находимся в бывшей мастерской Антонио Гауди… – начал Бен.
Антонио стоял у чертежной доски. Их дом должен был стать совершенством. Подлинным триумфом всех идей Гауди, и воплощенных, и невоплощенных. Там, на центральной площади его придуманного города, он должен был вырасти, прекрасный, как замок короля, – для своего создателя и для лучшей, самой понимающей, самой близкой из женщин.
Антонио провел первую линию.
Слепили софиты. Эстер сложила руки, словно в молитве, сжав между ладоней грифель. Бен что-то говорил в микрофон, она не вслушивалась, потому что уже не могла вслушиваться. Рядом со Стюартом сел человек в штатском с лицом полисмена. Эстер сама не понимала, за какую соломинку хвататься. Она пыталась припомнить хоть что-нибудь из того, что видела в придуманном мире.
«Представим, что Антонио нарисовал бы для нас дом…» – сказала она себе и провела первую черту.
Дом рос, подобно цветку. В нем прорастали комнаты, распускались дымоходы, послушными арками поднимались скаты крыши. Антонио чертил комнату за комнатой, и каждая из них представала в его воображении – это кухня, это гостиная, это детская. Каждую он мысленно наполнял мебелью, каждая ждала своих хозяев. На входе в одну из них он замер – это была спальня, и если до этого ему удавалось отогнать мысль, что дом никогда не увидит своих постояльцев, здесь горькая истина обрушилась на него во всей полноте.
Но он всё равно продолжил – он должен был закончить.
Эстер продолжала лихорадочно чертить.
В какой-то момент обе доски, разделенные временем, словно бы соединились в одно целое.
Что-то вспыхнуло, съемочная площадка погрузилась во тьму. Буквально тут же здесь и там засветились огоньки мобильных телефонов.
– Всем оставаться на своих местах! Полиция! – выкрикнул кто-то.
Стюарт тоже вскочил, как и все, пытаясь разглядеть, что происходит. Возле Бена уже стояла пара полицейских, не давая тому сбежать. Однако, как Максвелл ни всматривался, Эстер он не находил.
– Сэр, – подбежал помощник, – она исчезла!
– А эскиз?
– Эскиз на месте, сэр!
Вокруг творилось черт знает что.
– Я знал, что ты придешь, – сказал Антонио, не оборачиваясь. Перед ним только что образовалась огромная двуспальная кровать с пологом, и это был последний предмет в созданном доме. Эстер прошла, встала рядом с мастером.
– Этот дом – для нас?
– Да. Прощальный подарок тебе и мне.
– Прощальный?
Эстер положила руку ему на спину – осторожно, будто каждый сантиметр испытывая, не осталось ли
