конца интересуется: когда женишься, наконец, сынок? Друзья-Человеки надоедают тем же вопросом.
Странно. Почему-то никому – ни Творцам, ни людишкам – не придет в голову обвинять кого-либо, скажем, в отсутствии музыкального слуха. И никто не назовет неудачником личность, которая не пользуется временем, отведенным на творческую реализацию. Почему же недобро косятся на каждого, кто не ставит в центр своей жизни квадрат семьи? Почему это время считают самым важным? Ведь изначально ВСЕ квадраты равны! А Творцов хоть и признали полноценными членами общества, но, по сути, они всё равно остались «социальным меньшинством».
На груди заворочалось. Коль вспомнил, что тигрокис всё еще спит во внутреннем кармане. Вернее, уже проснулся. Он достал полосатого котенка, посадил на ладонь. Кис сладко зевнул, посмотрел на Коля рыжими глазами и вдумчиво сообщил: «Рмя!»
Тут же запищал веб-фон.
– Коль! Ты опять не надел обручальный браслет! Где ты? Коль, я решила, я волью ненужные мне квадраты в квадрат любви. Чтобы наша любовь жила вечно. Дорогой, что это у тебя в руках? Только не говори, что в нашем доме опять заведется какое-то животное.
– Тиса. Всё кончено. Я разрываю помолвку, прости. Похоже, у меня закончилось не только время творчества, но и отношений тоже.
– Что? Неправда, я звонила в Центр тайм-коррекции. Коль…
Он отключился.
Коль забрал свои вещи. Вернее, Коль прислал за ними робота-носильщика, который безошибочно выковырял из дома все вещи хозяина. Только почему-то унес Тисину помаду, взамен оставив один грязный носок.
И всё.
Никаких объяснений.
Может, и правда, время любви и отношений вышло? Нет. Она дважды ездила в Центр тайм-коррекции. Второй раз ее приняла сама главврач. Мерзкая личность. Сухим тоном она подтвердила слова медсестры:
– Да, ваши квадраты в норме. Да, квадраты пана Броловски – тоже. Разорвал помолвку? Что ж, судя по показателям, времени у вас еще предостаточно – найдете другого.
Другого!
Что она вообще понимает, идиотка?
– И еще одно, панна Тиса. Вам знаком мужчина по имени Лерой Карташ?
– Э… Я…
– Мы изолировали его. А вам настоятельно рекомендуем быть осторожной.
– Давно пора, – фыркнула Тиса. – Почему вы так долго ждали?
– Раньше он не доставлял особых хлопот. Он отказался от всех близких людей, стал бродягой, чтобы сбои его квадратов никого не задели… Они и не задевали, пока искаженное время Лероя не соприкоснулось с чужими искажениями. У вас ведь тоже были сбои? Именно в те дни, да, панна Тиса?
– Значит, наши встречи…
– Искалечили жизнь и ему, и Колю. Постарайтесь хотя бы свою уберечь.
Всю неделю он бесцельно шатался по городу, выбирая самые безлюдные улицы и тихие парки. Лепить по-прежнему не получалось. Но после прогулок хоть голова не так болела. Коль вышел к озеру – здесь он впервые встретил Лору, странную девушку, слушающую тонущие камушки. Девушку, которая хоть на один вечер, но вернула ему потерянное время. Он присел на корточки, поднял камушек, покрутил в руках. Бросил в воду. Бульк! М-да, вряд ли он бы сумел это сыграть. А вот слепить…
– Знаешь, когда очень тяжело, психологи советуют вернуться в детство.
Коль вздрогнул, задрал голову. Над ним стояла Лора.
– Ты следила за мной?
– Скажем так: наблюдала.
– Мило.
– Так вот. Я читала интервью с тобой. Ты говорил, что ребенком лепил из всего, что под руку попадется. Может, стоит попробовать?
И протянула ему горсть мокрого песка.
– Лора, это не имеет смысла.
– Просто сожми в руке!
Она вложила песок в ладонь художника, сжала его пальцы в кулак, посмотрела в глаза. В какой-то момент Колю показалось, что она сейчас полезет целоваться. Но вместо этого девушка сказала:
– Ты беззаветно влюблен в свои картины.
– А ты – в музыку.
– Жаль, что твоя невеста этого не поняла.
– Тебя тоже кто-то не понял?
Она улыбнулась, скользнула взглядом по горизонту.
– Кто-то не понял, кто-то – наоборот. Главное – верить, что существуют и те, кто понять способны.
– Я тебя еще увижу?
– Думаю, да. Когда-нибудь. То есть можем встречаться на выходных.
– Если они у нас совпадут…
– Именно. А еще – я увижу тебя на твоей новой выставке.
– А я тебя – на твоем концерте.
Она рассмеялась, махнула рукой и пошла вдоль озера, ставшего вдруг необычайно лазурным. Коль смотрел, как ветер играет с длинными волосами Лоры, мял в ладони влажный песок и думал, что сегодня в Центре тайм-коррекции зафиксируют еще один всплеск.
Юлия Зонис, Ина Голдин
Ignis fatuus
Джек Рюноскэ сидел на корточках на вершине холма и любовался морем травы, а Марк любовался Джеком. Слово «любовался» как в первом, так и во втором случае неточно описывает процесс. Джек,
Марк слишком пристально смотрел на Джека и потому не успел заметить, когда на лугу появились рядовой Тосс и сержант Джеремайя. Уловив краем глаза движение, выбивающееся из общего ритма травяного прибоя, Марк резко повернул голову. Рядовой Тосс и сержант Джеремайя были уже там. Они плясали.
– Вы все умрете, – не оглядываясь, сказал Джек и выплюнул изжеванную травинку.
Здоровенный мертвец был прикован к столу наручниками. Входя в комнату, Марк ожидал почувствовать зловоние. В комнате и вправду сильно пахло, но совсем не отвратительно: разогретым деревом, смолою… травой. Так пахло крыльцо дома, в котором родился Марк. Дом снесло пыльным смерчем вскоре после того, как семья Салливанов перебралась в Дублин. В штате Айова пыльные смерчи проложили маршруты, настолько аккуратные, что хоть электропоезда по ним пускай.
Мертвец шевельнулся. Синевато-черное пятно тления на его щеке дернулось, как будто заключенный попытался улыбнуться. Марк подошел к столу и уселся напротив мертвеца.
– Тренсонвилл, штат Пенсильвания. Отличные там тыквенные пироги пекут.
Упоминание о тыквенном пироге можно было бы счесть издевательством, обнаружься у покойного хоть какое-то чувство юмора. Однако лицо мертвого осталось неподвижным.
– Вообще умеют пенсильванцы отмечать День Всех Святых. Я бы тебя, друг, положил в гроб и поставил у парадного. Впрочем, нет. Из гроба неудобно раздавать конфеты. Разве что проделать в крышке окошко…
