Как мало в этом мире совершенства.
И это достойно всяческого осмысленья и сожаленья.
И я по указанному поводу иногда неприкрыто скорблю…
Но что тут поделаешь, когда все лучшее – на дне: «Титаник», «Варяг», Муму.
Тут уж ничего не попишешь. Можно, конечно, что-либо, но, по-моему, все что пустое.
И все-таки: стоит ли нам искать совершенство?
Безусловно, да.
А чем же еще заниматься?
А я вот все думаю: не написать ли самому себе письмо?
И получить его в часы, предназначенные для размышлений?
И не начать ли его так:
«Многоуважаемый сэр!
Обстоятельства складываются таким образом, что нам никак не миновать эпистолярного жанра.
Ведь только в нем можно воздать хвалу предмету разговора, не рискуя навлечь на себя обвинений в суетности и необъективности.
В нашем же случае хочется сразу начать с описания того отнюдь не ложного чувства собственного достоинства, которое, прежде всего, бросается в глаза при первом же общении с вами.
Ах, как все это не просто, вся эта поступь, эти речи, этот взгляд чуть-чуть в себя и немного в сторону, а эти многозначительные паузы – ох уж эти мне паузы и, наконец, этот хвост – он всегда на отлете.
Не приложу ума, как вам все это дается?
И как на протяжении всего повествования вы еще ни разу не уронили себя. И сколько во всем вашем ежедневном поведении гармонии и природного такта. Являются ли эти качества приобретенными? Мы говорим: „Нет“. Являются ли они врожденными? Мы говорим: „Да“, поскольку истинное благородство души не купить, не заронить, не выкормить. С этим нужно родиться в седьмом колене. Это как лишний набор хромосом – только до внуков включительно считается уродством, а затем, извините, порода.
Ах, порода! Как часто ты заставляешь идти наперекор судьбе».
А может быть, написать о себе стихи.
Я видел что-то, посвященное котам, похожее на калмыцкую поэзию: «Коту котым кота котум…» – знать бы что все это означает. Но, по-моему, написано все-таки по-курдски и, вполне возможно, означает оно я даже не знаю что.
Хозяин, что родина, – его не выбирают, и так же, как родине, ему следует почаще радоваться.
И это, по всей вероятности, должна быть немотивированная радость, которая и является радостью не на каждый день, радостью в чистом виде.
– Ну что, съел-таки куриные головы?!
Ну вот, опять! Ты ему радуешься, а он о своём. И что он пристал к этим головам? Какая-то навязчивая идея. А, может быть, все связано с эдипальными комплексами. Может быть, куриные головы напоминают о какой-то детской травме, виновной в эмоциональном недоразвитии? Ну, например: сырыми ему совали их в нос, принуждая попробовать.
– Ну-ка, где они?
Да съел я их, съел.
– Молодец! Ну, иди, я тебя поглажу.
Придётся терпеть.
– Звонила наша мама, она скоро приедет.
Не знал, что у него есть мама, которая скоро приедет.
По-моему, у моего хозяина не должно быть родителей.
Он должен быть подкидышем, найденным на щербатом пороге холодного сиротского дома.
Судя по повадкам, его до десяти лет кормили окаменевшей манной кашей и водили гулять строем в колонну по четыре, что возможно только в учреждениях общественного призрения. А теперь у него есть мама. Интересно, чем нам это грозит?
– Я ухожу в море, и тебя не с кем оставить, но приедет мама…
Ах, вот оно что! Как же я сразу не догадался! Под словом «мама» понимается не зачатие- вынашивание-роды, а примитивное сожительство. Так что мы были абсолютно правы: без эдиповых комплексов здесь не обошлось. Это он супругу называет мамой, а себя, заметив после попойки в зеркале, папой.
Вы бы видели это лицо. Конечно, зрелище не из приятных и требует всяческого смягчения, а слово «папа» – из того покинутого мирка, где сохранились запахи дивчины, овчины, сладкой всячины, где по праздникам готовили пироги с вишневым вареньем и винегрет, так что для смягчения оно вполне подойдет.
Мда.
Так вот, возвращаясь к маме: я не нахожу слов.
Ну, то есть, я их нахожу, но не вижу великого смысла в том, чтобы их произносить.
Значит, нас будет окучивать мама, которая физически таковой не является, за исключением тех незначительных деталей, когда в постели у нее посасывается грудь.
Ага.
Но ведь она здесь редкая гостья, и упомянутые двумя строчками выше функции за нее обычно исполняют другие, а она в это время учится на юридическом факультете и будет потом доктором права, у которого, я думаю, со временем не очень-то пососешь грудь не ввиду малой ее величины, но ввиду полученного образования.
С образованием хуже сосется.
Это мое убеждение.
Хотя меня, по всей видимости, это не должно волновать. Между прочим, от низа штанины моего хозяина так сильно пахнет внешним миром и свободой, что этот запах заставляет все бросить посреди фразы и принюхаться.
Потрясающе.
Тут и мороз, и снег, и магнитные бури, тут и будущие смерчи, ураганы, потопы, ливни, сели, кораблекрушения, землетрясения, тут и падение астероидов и исчезновения целых цивилизаций.
Но людям всего этого не объяснить.
У них нет соответствующих органов.
Вот маму пососать – это запросто.
Кстати, о цивилизациях.
На коже человека обитает масса различных грибков.
И почему бы не предположить, что грибки – это неведомая цивилизация, переживающая периоды то расцвета, то заката?
В период расцвета получают свое развитие грибковая математика, физика, химия, культура, литература, пишутся труды по шизоанализу, исследуется соотношение грибкового сознательного и бессознательного, и одни грибки изобретают способы существования за счет других грибков, совершенствуя при этом средства передачи информации, а в период заката сообщество гибнет под натиском новой противогрибковой мази, и затем все повторяется, причем новые грибки ищут следы прошлых грибков, а также выдвигают гипотезы относительно причин их катастрофического исчезновения.
Да.
В это время на ботинках хозяина я прочел некое послание, заставившее вмиг оставить всю грибковую цивилизацию.
То была длинная цепь молекул кошачьего алфавита.
Я расшифровал ее, конечно, быстрее, чем люди – египетское письмо: некая кошечка сетовала на одиночество и отсутствие понимания.
Несколькими капельками собственной росы я сообщил ей о своих взглядах и принципах, о своих
