Записав на бумажке улицу, дом и номер квартиры, Сергей положил трубку. Крутившийся рядом и подслушивавший разговор Савва съехидничал:
— Народная мудрость гласит: друг познается в беде. Такова спортивная жизнь, милый мой. В этом мире мы никому не нужны, кроме самих себя, а иногда и себе тоже.
— Поразительный ты человек, Савва. Вроде бы умный, а несешь сущую околесицу. Неужели ничего святого не осталось?
— Да найдется твоя Света, не дави на селезенку.
— Она не моя, — хмуро ответил Сергей.
— Ну так будет. Куда денется? Влюбитесь и женитесь. Только пройдет время, и почувствуете вы, сидя у разбитых горшков, как поднимается в ваших сердцах мутная желчь, растекаясь равнодушием друг к другу. Это физика: седьмой закон Ома. Вот был у нас случай в Каире. Один шейх влюбился в русскую проститутку. Красивая была — страсть. Мы ее из-под Вологды выписали. Бриллианты ей дарил, хотел взять четвертой женой, отправил на учебу в Париж. И что же ты думаешь? Эта дуреха возьми и закрути роман с неким «французиком из Бордо». Любовь шейха побоку. На телефонограммы наши ноль внимания. Факсы рвет. От мушкетерских усиков француза — без ума. Короче, пора применять психотерапию. Шейх конечно же про все выведал. А был он ревнив и зол до смерти. Погрузился на своего любимого верблюда и отправился в Париж резать по дороге всех попавшихся на глаза французов. Я даже боялся, что он истребит всю нацию лягушатников. Кем тогда заселить благодатный край? Долго ли, коротко ли, разыскал он свою неверную и ее полюбовника. Сначала поговорил с ним, потом с ней. Обошлось без крови, пока. Французик получил отступного, тысяч пятьсот франков, чего он, собственно говоря, и добивался, и полетел в свое Бордо, а вологжанка наша — алмазное колье, чтобы любовь ее глупая остыла. И отправилась она как миленькая за своим шейхом в Александрию. А ему и надо было лишь вывезти ее в Египет. Там она и исчезла бесследно. Видно, пошла на корм крокодилам. А ты говоришь — любовь! Это кошмар какой-то. Нет, чем такая любовь, я лучше крутое обрезание сделаю.
— Тащи садовые ножницы, я помогу.
— Обойдемся без нервных.
Сергей подождал, пока Савва уйдет в соседнюю комнату, и позвонил сначала Гене Черепкову, потом Леше Карпунькову. Обоих он предупредил о завтрашней встрече, поскольку с Рендалем надо было поторопиться. В любой день тот мог рвануть из Москвы, и тогда жди, когда объявится здесь снова. А упускать шанс Днищеву не хотелось. Затем он вспомнил, что прошла ровно неделя после встречи с загадочным человеком с Чистых прудов. Именно сегодня Сергей должен был позвонить по номеру, который словно навечно отпечатался в его сознании. Надо было решить, идти на продолжение контакта с этой странной мумиеобразной фигурой или послать все к черту? Вряд ли его смогут найти и потребовать обратно тысячу долларов.
Сергей раздумывал, не зная, как поступить. «Была не была!» — махнул он наконец рукой и набрал прозвеневшие в его голове в то роковое утро цифры: 123–31–15. После первого длинного гудка положил трубку и повторил дальше — по цифровому коду. Тот же монотонный, глухой женский голос, что и в прошлый раз, произнес всего одну фразу: «Сегодня в четырнадцать часов на Чистых прудах, возле магазина „Дайна“». Все как прежде, только поменялось время. «Ну что же, — подумал он. — Вперед, Сергей! За Бога, царя и отечество!»
Стрелки часов показывали лишь половину десятого, и он решил пока съездить к родителям Светы по данному Милой адресу, благо их квартира располагалась неподалеку, в трех троллейбусных остановках. Поначалу дверь долго не открывали, изучая его лицо в «глазок». Сергей встал и в анфас, и в профиль и даже наклонил голову набок, стараясь улыбнуться как можно чарующе.
— По поводу Светы, — громко сказал он на всякий случай.
Наконец засовы звякнули, и дверь поползла внутрь. Папа и мама стояли на пороге, причем женщина была на голову выше мужчины, а тот гораздо шире супруги.
— Я от Милы Ястребовой, — представился Сергей. — Голенищев-Днищев, сокурсник.
— Она звонила только что, проходите, — сказал папа. — Где Света? Мы две ночи не спим.
— Ушла из дому, никого не предупредила, — пожаловалась мама, очень похожая на Светлану через тридцать лет. — Ну ладно, пожила бы у Милочки, мы не против, им надо вместе готовиться к занятиям, так нет! Вообще исчезла. Может быть, они поссорились?
— Нет, Тома, — капризно перебил ее муж. — Мила — человек спокойный, положительный, она хорошо влияет на Свету. Дурному не научит.
«Ну, ты загнул, папаша, — подумал Сергей. — Уж на что я дальтоник, и то ее разглядел».
— Я по профессии литератор, поэт, — горделиво продолжил папа. — Света вам, наверное, много обо мне говорила? Мне положено разбираться в человеческих душах.
— Конечно, — согласился Сергей. — Света мне о вас все уши прожужжала. Мы с ней вместе иногда сидим на лекциях. Так вместо того чтобы слушать теоремы Эвклида, она только о вас и долдонит.
— Ну, разумеется, — небрежно отмахнулся от этого факта папа, словно иначе и не могло быть, а мама подозрительно спросила:
— Разве в Инязе вы проходите эту ужасную геометрию?
— Факультативно, — поправился Сергей. — Спецсеминар.
— А сколько же вам лет, молодой человек? По виду ваши студенческие годы должны были бы давно остаться позади.
— Я поздно взялся за ум. До этого вкалывал на прокладке туннелей.
Интерес к нему стал заметно падать.
— А что вас связывает со Светочкой? — разочарованно спросила мама.
— Ничего. Но, как секретарь партячейки, я должен знать, выполнила ли она наши поручения.
— Какой еще партячейки? — взвился папа: ему наступили на любимую мозоль.
— Партия «зеленых», — хладнокровно объяснил Сергей. — Гринпис. Разве Света не говорила, что мы готовим акцию против массового самоубийства китов?
— Молодой человек нам морочит голову, — сказала мама.
— Нет. Просто хочу понять: почему она ушла из дому? Поверьте, я так же, как и вы, озабочен ее исчезновением. Может быть, вы лупили ее березовым веником, заставляли каждое утро есть манную кашу, не пускали в зоопарк? Надо разобраться.
Наконец-то и папа и мама улыбнулись. Лед начал таять.
— Сейчас поставлю чайник, — сказала мама и ушла на кухню.
А папа грустно развел руками:
— Не было никаких причин. Она всегда росла послушной девочкой. Тихой, скромной, даже не похожей на других детей. И очень ласковой. Шумных игр избегала. Единственным ее увлечением были бальные танцы. И книги, конечно. Читала очень много, но не все подряд, нет. Плохую литературу отбрасывала сразу. Надеюсь, что это я привил ей вкус к настоящим писателям. Любила стихи, а мои-то знала все наизусть. По правде сказать, лучшего читателя у меня никогда не было. Да пойдемте в ее комнату, сами увидите.
Кровать возле окна была накрыта синим шотландским пледом, на столе аккуратной стопкой лежали учебники, на тумбочке — магнитофон и кассеты, а тянувшиеся вдоль стен полки заставлены книгами. Сергей пробежал глазами по корешкам. Пушкин, Гоголь, Гончаров, Достоевский, Толстой, Тютчев, Бунин, Чехов, Есенин, Блок… Отдельно зарубежная литература: Гомер, Данте, Вергилий, Шекспир, Стендаль, Сервантес, Ибсен… Современные писатели, среди которых томики стихов Вольдемара Муренова. Сергей вытащил один из них, раскрыл на середине.
— «Я снова мучаюсь вопросом. Так что же дальше? Отдавший дань словесным розам. — Махровой фальши…» — прочитал он. — Забавно. Сами написали?
— А то кто же? — возмутился папа, отбирая книгу и ставя ее на место. — Пушкин, что ли?
— Да, Пушкин бы так не смог. А сами вы знаете — что же дальше? Вы же писатель, должны видеть глубже всех. Кончится когда-нибудь фальшь в нашей жизни?
— Философствовать проще всего, — устало сказал папа. — Вы думаете, она ушла поэтому? Потому, что ложь заела всех нас, как вши? Потому, что мы не смеем признаться самим себе, что уже не можем без нее просуществовать и дня? Но в нашей семье все было по-другому, уверяю вас.
