Потоптавшись возле калитки, Сергей обошел здание по периметру. Забор был достаточно высокий — для прыгуна с шестом, боксеру не взять. Но расположенное рядом издательство почти соприкасалось со стеной братства. Между ними находился внутренний дворик, в который можно было спуститься со второго этажа. Стоит попробовать. В крайнем случае придется мобилизовывать военную комендатуру для штурма. Сергей постучал в массивную дверь. За стеклом замаячила фигура вахтера.
— Суббота! — развел тот руками. — Никого нет.
— Никого и не надо, — ответил ему Днищев, приложив к стеклу развернутое удостоверение. — Открывай срочно, дед. Контрразведка.
Старорежимник, очевидно, был воспитан в незыблемом почтении к органам. Повозившись с ключами, он впустил Сергея и торопливо пошел следом за ним по коридору, а затем и по лестнице на второй этаж.
— Это кого ж вы здесь ловить собираетесь? — полюбопытствовал он.
— Директора вашего, компромат на него. Вот место для засады выбираю.
Сергей подошел к окну, открыл его, выглянул. Можно прыгнуть. Аккурат на клумбу с гладиолусами, за которыми, наверное, сестрички из братства бережно ухаживали с начала лета.
— И молчок, дед, никому ни гугу! — погрозил Сергей, выбираясь на подоконник.
— Разве ж не понимаем, — согласно кивнул старый стукач, проследив, как служивый приземляется на клумбу, сминая цветы.
Сергей пружинисто подскочил, отряхнулся, сорвал гладиолус и поспешил к обители братства. Он не стал искать дверь, а попросту влез в одно из раскрытых окон на первом этаже. Комнатка, куда он попал, походила на келью: ничего лишнего, только кровать, тумбочка и портрет отца Назария на стене. «Так вон он какой», — подумал Сергей, доставая из кармана авторучку. Хулигански пририсовав проповеднику ослиные уши и хобот, он сделал внизу подпись: «Агент КГБ Конопля. Находится во всероссийском розыске». Затем толкнул дверь и вышел в коридор. Огляделся. С обеих сторон тянулись двери в точно такие же комнатки-кельи. Света могла находиться за любой из них. Только сейчас Сергей впервые подумал: а как она встретит его? Может быть, отец Назарий уже настолько отравил ее сознание, что она с гневом набросится на него, прогонит, станет звать «братьев»? Тогда надо хватать девушку в охапку, заматывать голову наволочкой и тащить на улицу. Другого выхода нет, только хирургическое вмешательство.
Днищев шел по коридору и открывал все двери подряд. Некоторые оказывались запертыми, но у них были до того слабые щеколды, что он легко выдавливал их плечом. Удивительно, что в кельях никого не было. Сергей решил, что попал в неурочное время: очевидно, вся братия расположилась где-нибудь в конференц-зале на песнопениях, слушает завывания пастыря. Но в конце коридора ему повезло. Лежащая на кровати, накрытая простыней девушка приподняла голову. Она посмотрела на Сергея ничего не выражающим, пустым взглядом и снова откинула голову на подушку.
— Эй! — тихо позвал Днищев. — Вы спите?
Эта юная особа чем-то напоминала Свету, только была смуглее и коротко подстрижена. Она что-то бессвязно проговорила, коротко рассмеялась и закрыла глаза. «Совсем ребенок, — подумал Сергей, глядя на ее исхудавшее лицо. — Сволочи, чем же они тут занимаются?» Ему было жаль девушку, но сколько здесь таких, как она? Что он мог поделать? Осторожно закрыв дверь, Сергей двинулся дальше, чувствуя, как его все больше обуревает злость. «Дурак Толстой, непротивленец хренов, — решил он, шагая по коридору. — С него-то и началось русское бессилие. Клопов надо давить, а не стряхивать с подушки».
— Где отец Назарий? — спросил он какую-то служительницу, попавшуюся на пути.
— А где и положено, однако, — ответила она с волжским оканьем.
«Ей бы детей рожать, а она дурью мается», — подумал Днищев.
— А где на него положено? — съехидничал он. — Я еще добавлю.
Волжанка испуганно взглянула, заторопилась прочь. Наконец кто-то объяснил, что отца Назария следует искать на третьем этаже, в его кабинете. Сергей быстро побежал по лестнице, перепрыгивая сразу через три ступеньки. Ковровая дорожка привела его прямо к цели. Толкнув дверь, он оказался в прихожей, встретившись взглядом с сидящим за столом «братом».
— У себя босс? — спросил Днищев.
— Нельзя, — ответил тот, поднимаясь. Он выглядел довольно крупным мальчиком.
— Следи за руками, — попросил Сергей, разводя их в стороны.
Затем он энергично хлопнул обеими ладонями, сложенными лодочкой, по ушным раковинам «брата». После акустической бомбочки, взорвавшейся в голове, последовал удар в солнечное сплетение, и сторож отца Назария как бы заснул за столом, навалившись на него грудью.
— За отдых в рабочее время вычтут из зарплаты, — пообещал ему Днищев и вошел в кабинет.
«Пророка», сидевшего за длинным столом, он углядел сразу, его рыжую бороду было трудно перепутать с какой-либо другой, но голова страстотерпца отчего-то была обмотана бинтами. В креслах развалились еще три гаденыша с опухшими лицами — толстяк, лупоглазый и длинный, словно сошедшие с полотен Босха. Стол был уставлен напитками и снедью.
— Тайная вечеря? — спросил Днищев, направляясь прямиком к отцу Назарию. — Позвольте внести некоторое разнообразие в программу. Члены попечительского совета могут оставаться на своих местах.
— Что вам угодно? — гневно отозвался пастырь, поднявшись и поправляя чалму.
Экуменисты, предупрежденные Сергеем, наоборот, застыли в своих креслах, не понимая, что происходит.
— Прежде всего угодно вручить вам этот хилый цветок от восторженной паствы, — ответил Днищев, одной рукой протягивая гладиолус, а другой ухватив отца Назария за причинное место и сжимая его мужское достоинство в кулаке. Тот взвыл от боли, но дернуться не решился. — А во-вторых, угодно узнать, где в сей момент находится Света Муренова? Только прошу вас, падре, хорошенько подумать, прежде чем наврать: я уйду, но то, что останется в кулаке, выброшу в урну где-нибудь по дороге.
— Она… на трудотерапии, — скрипнул зубами отец Назарий: благоразумие не покинуло его даже в такие критические для здоровья мгновения. — С сегодняшнего утра… Станция Семхоз по Ярославской дороге… Большой желтый дом… всякий… покажет. — Слова давались ему с трудом.
Толстяк протестант попытался было подняться, но Сергей, не оборачиваясь, лягнул его пяткой по коленной чашечке. Остальные сидели смирно, только лупоглазый католик усердно двигал челюстями, стараясь разжевать застрявший кусок мяса.
— Я почему-то вам верю, хотя вы и страшный враль, — произнес Днищев. — Значит, Семхоз, неподалеку от Сергиева Посада? К святым местам подбираетесь, месье Конопля?
Прозвучавшая кличка заставила отца Назария поморщиться еще сильнее. Он уже догадался, что с ворвавшимся сюда психопатом лучше разойтись полюбовно. По крайней мере сейчас. А там видно будет.
— Пошлите голубка с весточкой в эту богадельню, чтобы Муренову отпустили домой, — продолжил Днищев. — Так будет удобнее для всех нас. Потому что, как вы уже, наверное, заметили, я парень тихий и очень мирный, но, «если мне в седьмом часу не поднесут стакан имбирной», я все здесь на хрен разнесу… Это стихи. Вы любите поэзию? Ладно, о Пастернаке поговорим в следующий раз. А сейчас тороплюсь: в Останкинском пруду меня ждет подводная лодка.
Сергей отпустил отца Назария и пошел к двери. Но на пороге остановился, словно вспомнив о чем- то.
— Да, продолжайте, пожалуйста, чревоугодие, прошу вас, — повернулся он к экуменистам. — У нас с Коноплей свои разборки. А вы все тоже возглавляете какие-то секты? Бр-р… Ну и рожи, извините, прости меня, Господи! Права народная пословица: «Бог шельму метит». Засим прощайте!
Сергей пробежал по коридору, быстро спустился по лестнице, вышел во двор. Подойдя со спины к стражу около калитки, он вышиб из-под него стул и, пока тот барахтался на земле, отодвинул щеколду на двери и выбрался на Новую Басманную.
Глава седьмая
