Даже если внутри имеется несгибаемый замечательный стержень. Лепишь на него дерьмо, а оно как подсохнет, так и отойдет.
Конечно! С другой стороны, можно сказать, что лепить не из чего – кругом только оно, достаточно в окно посмотреть.
Но ведь взять то, что само в руки лезет, проще, а вот золото – его еще поискать надо, да и уговорить в вертикаль сложиться.
А дерьмо и уговаривать не надо. Оно всегда: «Чего изволите?»
И из «личнопреданных» ничего не сложить. Иди-о-ты, прости Хос-споди.
***
Я был на книжной ярмарке в Париже.
Ах, Париж, Париж: улицы, ветер и солнце, люди за стеклом в кафе, мужчины и женщины с обмотанными вокруг шеи гигантскими шарфами, ресторанчики, каштаны, сандвичи, машины, переходы, метро, гостиницы на Монмартре с крошечными номерами, французский завтрак. Пожалуй, лирики достаточно.
На ярмарке несколько сот издательств. Даже японцы были. Ну, и русские, конечно. Нас десять: три издательства из Питера, остальные из Москвы. Французы пригласили и оплатили нам стенд один на всех, напополам с Министерством по печати. Мы тоже заплатили за него из своего кармана по 450 евро каждый. Французы оплатили нам дорогу. Остальное – за наш счет: гостиница и суточные. Если продашь книги, то, может, и компенсируешь.
Книги на себе: 20 кило в самолет. Это из Питера. Из Москвы повезло еще по 30 килограмм на рыло дипломатической почтой наше любимое Министерство иностранных дел. Но предупредили, что эти книги надо будет привезти назад – таможенные дела – или подарить (тому же Министерству), отчего и представители последнего будут нас контролировать. Но наши люди из издательства ОГИ тут же дали интервью во все стороны света, где похвалили французов за заботу о нашей культуре, родное Министерство печати и Министерство иностранных дел, мечтающее о подарках. На что хмыри из того Министерства сказали, что, мол, ни-ни-ни, они не против, продавайте, конечно, надо помогать малому бизнесу, на что мы- то всегда, вы просто не так поняли. После чего все выпили эту проклятую водку, без которой нас почему-то во всем мире не воспринимают.
Все это было без нас: москвичи приехали на день раньше, и от чиновничьего произвола отбивались они. А мы из Питера появились на сутки позже, после чего все разложили свои книги, расселись по местам, и на какое-то время застыли с таким выражением на лице, будто проглотили ведро гвоздей и теперь выбираем, какой гвоздь первым доставать из жопы.
Но народ повалил, и все очнулись, стали торговать.
Затрудняюсь сказать, на каком месте находится Россия по уровню полиграфии. Наверное, правильно нам дали номер сбоку у бара и туалета. И назывался он «Пи-180» (Р-180). Наверное, это и есть наше место. В «Пи».
Но и там мы лишь 180-е. После нас только разбомбленная Сербия, которая бегала к нам угощаться водкой.
И где эти программы воспитания в иноземных зрителях правильного отношения к России? И миллионы, пущенные на это дело? Где они? Кажется, в «Пи».
А интерес есть. К русской экономике, политике, географии.
«У вас есть книги по географии?» – у нас есть книги по географии. Материалы конференции по Мейерхольду на трех языках – самые те материалы. По географии. Покупайте.
Девочки из ОГИ горло себе сорвали, зазывая и продавая себя и нас. Потом опять себя и нас. Они так и не попали, бедняги, в Лувр. Некогда было. Надо отрабатывать деньги. Все в большом пролете. Нужны деньги. Очень нужны.
Считаем, считаем евро: десять, двадцать. «Сколько у вас стоит Кузин?» – «Для вас, мадам, он совсем ничего не стоит. Берите по двадцать». – «А Эйхенбаум?» – «Та же цена, мадам».
У нас на все одна цена. Деньги, деньги, быстрей, все в прогаре.
В среднем каждое издательство влетает на 700 долларов. «Берите современную прозу! Берите! Дешево!»
Современная проза всегда дешево.
Пришла Розанова. Ковыляя. С авоськой на колесах. Набрала книг, не торгуясь. Говорят, дрянь баба. Но она не торговалась. Значит, это отличная баба, если так можно сказать о вдове Синявского.
«Сколько стоят у вас «Парадоксы»?» – «Они ничего не стоят».
Был Григорьев, замминистра по нашей печати. Пролетом в Париж. Он помахал нам ручкой. Были из французского министерства. У этих на нас находится больше времени.
Я прилетел из Парижа совершенно очумевший. Продал я только половину своих книг. Десять килограмм. На остальное в последний день налетели крысы – русские магазины в Париже. Их два. Они хотят все за рубль.
Надо быть гордым. Я им ничего не продал за рубль. Я знаю, какие у них цены.
«Неужели вы все повезете назад?» – «Зачем назад? Я здесь подарю».
И подарил.
Сергею Д., в свое время выгнанному из «Русской мысли» по сокращению, теперь весьма небогатому, в свое время помогавшему всем и так и не скопившему ничего на черный день, так и оставшемуся русским через двадцать лет парижской жизни. Он, бедняга, просто не знал, куда себя деть, все гладил переплеты.
***
Э. А., здравствуйте. Изучил вашего «Маринеско». Сценарий хороший. По динамике можно предложить следующее. Немецкую часть пустить на немецком языке. Одновременно сжать диалоги. Добавьте атак. Надо совместить атаки немца и Маринеско, все время переходя от одного к другому. Напряжение должно расти от кадра к кадру, что можно достичь уменьшением времени на каждый эпизод. В конце этой совмещенной атаки, например, немец командует: «Пли!» – следует взрыв, а уже Маринеско докладывают, что торпеды попали в цель.
Диалоги с самим Маринеско требуют корректуры. Они жестче, проще. Командир никогда не заигрывает с командой. Да, они одна семья, но на командира всегда смотрят снизу вверх. Он как Бог. Он принимает единственно правильное решение при экстремальной ситуации. Маринеско пьяница. Но. Командир пьет, чтобы снять напряжение, а оно не снимается, и он не пьянеет. Пьет водку как воду. И это так. Подводники пьют, но не пьянеют. Сердце остановиться может, но ум трезвый. Про Маринеско-бабника я уже писал. Добавлю. Настоящие бабники, а он именно такой, молчаливы. Никогда не обсуждается предмет очередной страсти ни с кем. Даже с лучшим другом. Табу. Запрещено. Все знают и молчат. Команда понимает его с полуслова. Она, как собака, знает, чего хочет хозяин.
С тем комдивом было такое: после удачной атаки, при встрече на пирсе Маринеско крикнул своим: «Качать комдива!» – и они качнули: подбросили три раза, поймали два. Вроде случайно. Комдив упал на пирс и сказал: «Сам бандит, и команда у тебя бандиты!» – но Маринеско ничего не было.
После очередного утопления транспорта он пришел и на три дня лег на дно. Приехали награждать: «Где Маринеско?» – «А вот!» – под водой видна лодка. И еще для того, чтобы держать в напряжении, добавьте страшилок. Сны на лодке не только радужные из детства. От избытка углекислоты они цветные. Человек засыпает быстро (углекислый газ – снотворное), но просыпается, даже если не от кошмара, очень плохо: его мотает из стороны в сторону, он не может прийти в себя. Если кошмар – немедленно садится вертикально. Весь в поту. Например, такой кошмар: к нему подбирается старуха, смотрит снизу, как кошка, в глаза, потом начинает щупать так, как щупают курицу – жирна ли. А он не в силах пошевелиться, он кричит, рот открывается, а звук не идет… Наконец, пробуждение – его теребит вахтенный: «Товарищ командир! Товарищ командир!»
Командир в походе почти никогда не спит. У него могут быть галлюцинации наяву. Почему не показать это?
***
Еще по Маринеско. Там есть эпизод, где он вроде советуется со штурманом, влезать в базу за «Густовым» или не влезать. Командир ни с кем не советуется. Он принимает решение сразу и навсегда.
