команда где-нибудь спряталась?
— Погодите, — Толстяк оживился и подбежал к столу. — Судовой журнал! Может, по записям что-то удастся понять… — Он пролистал толстую книгу, пробежал глазами последние страницы и прочел: — «Мы находимся примерно в ста семидесяти милях к западу от Зеленого острова, на Чайном архипелаге». Запись была сделана неделю назад. Больше ничего нет…
— А это что? — я указала на ковер, закрывавший палубу.
На нем виднелась широкая полоса. Ворс от влаги слипся, образуя след, будто по ковру волокли что-то тяжелое. Я наклонилась, потрогала промокшее место. Пальцы коснулись чего-то липкого, неприятного. На коже осталась прозрачная слизь с резким рыбным запахом.
— Что бы это могло быть? — удивился Лэй, присев рядом и разглядывая след.
— Пойдемте… — Лиер поежился, словно от холода, сунул журнал подмышку и вышел из каюты. Мы последовали за ним.
Следующая дверь вела в просторную комнату, которую Толстяк назвал кают-компанией. На длинном обеденном столе стояли тарелки с едой, кружки, солонка, блюдо с хлебом, лежали ложки и ножи. Все выглядело так, будто моряки собирались пообедать, но им пришлось ненадолго выйти. Я принюхалась: пахло вкусно. Подошла поближе, осмотрела стол: еда выглядела абсолютно свежей. Потрогав хлеб, убедилась: он даже не успел зачерстветь.
Толстяк засопел и вытаращил глаза. Увиденное заставило его забыть о страхе. Бледность уходила с пухлых щек, уступая место румянцу гнева.
— Где эти акульи выродки? — взревел он. — Что за мортовы прятки они здесь устроили? Пошутить решили?!
Лиер быстро выбежал из кают-компании. Мы немного задержались, осматривая палубу. Здесь ковра не было, но на дереве поблескивала полоса слизи. Переглянувшись, мы поспешили за Толстяком.
— Я знаю! — орал на бегу старший помощник. — Они все в трюмах сидят! Больше негде!
Зачем команде нужно было прятаться в трюмы, оставив корабль на произвол судьбы и волю океана, Толстяк не пояснил. Он вскарабкался по трапу и, не обращая внимания на качку, рванул к кормовому люку. Оказалось, что тот тоже открыт, как и носовой.
— Думается мне, все не так просто, — сказал эльф.
Я кивнула. Между тем Лиер опустился на колени и заглянул в трюм:
— Вылезайте, порази вас чесотка! Вылезайте немедленно, или я сам спущусь и нарежу из вас лапши!
Ответом ему было только глухое эхо и плеск воды. В ярости старший помощник лупил кулаком по палубе.
— По-моему, у него началась истерика, — тихо проговорил Лэй. И, уже обращаясь к Толстяку, произнес: — Я, конечно, не моряк, и в кораблях не разбираюсь, но вроде бы в трюме не должно быть воды. Или я ошибаюсь?
Лиер прекратил разбивать кулак, с кряхтением поднялся.
— Не ошибаешься, — выдавил одышливо. — Боюсь, пробоина в днище. Только не пойму, как такое могло получиться. «Челеста» недавно вышла из ремонта. Днище обито листами отличной меди…
Плюнув, он начал спускаться по трапу в трюм. Мы склонились над люком.
— А, задери тебя акула! — взвыл снизу Толстяк. — Здесь воды по пояс. И нет никого…
Он прошел в одну сторону, в другую, потом надолго замолчал. Когда мы уже собрались отправиться на помощь, его силуэт показался внизу трапа. Лиер поднялся и, клацая зубами от холода, сказал:
— Вроде нет пробоины. Вода, наверное, через люк налилась. В трюме полторы тысячи бочек выпивки. Я уж попробовал, чтоб не околеть…
От него несло ржавкой.
— Это проклятье Мертвого капитана! — раздался замогильный голос.
Он прозвучал так неожиданно и жутко, что даже у меня по коже пробежали мурашки, а у Лэя нервно дернулись уши. Вздрогнув, Толстяк обернулся.
— Это проклятье, — вещал Дак. Он так вцепился в штурвал, словно его пытался оторвать от колеса неведомый Мертвый капитан.
— Заткнись ты, тупое отродье! — прикрикнул на него Лиер. — А то беду накаркаешь!
Старший помощник храбрился из последних сил, но мы видели, что его снова одолевает страх.
— Какие, однако, суеверные эти моряки, — шепнул мне Лэй.
— Тут и впрямь что-то недоброе творится, — так же тихо ответила я.
— Но это недоброе не обязательно исходит от покойников. Живые тоже могут сделать много зла, — ухмыльнулся эльф.
— Может, нападение морских разбойников? Расправились с командой…
— И не взяли ни денег, ни золота, ни груз? А зачем тогда нападали? Они же пираты, а не безумцы.
— Не может быть, чтобы все пропали в одночасье! — упрямо твердил Толстяк. — Значит, они на баке!
Нам уже было понятно, что на корабле никого нет. Во всяком случае, в живых — иначе давно уже отозвались бы на вопли старшего помощника. Но дело было даже не в этом. Просто и эльфы, и орки чувствуют опасность гораздо тоньше, чем люди. Страха не было, было какое-то гнетущее ощущение беды. И еще: чем дольше мы находились на корабле, тем сильнее мне казалось, что кто-то наблюдает за каждым нашим движением. Я все время готовилась дать отпор неведомому врагу. Двигалась, спиной ощущая липкий, ледяной взгляд. Несколько раз резко оборачивалась, но так и не сумела никого заметить. Судя по настороженному виду ушастика, он тоже испытывал подобные чувства.
Толстяк распахнул дверь носовой надстройки, спустился по трапу.
— И тут вода! — горестно воскликнул он. — Я так себе все хозяйство отморожу!
— Пойдем посмотрим, — предложил Лэй.
Мы зашагали вниз по трапу, хотя единственным нашим желанием было оказаться как можно дальше от «Челесты».
— Ну, Роману, — злобно прошипел ушастик. — Вернусь, он у меня за все заплатит! По всему кораблю будет от воздушных ударов бегать…
— Идите в кубрик, — крикнул Толстяк.
Воды в кубрике было всего по щиколотку. В остальном здесь тоже царил порядок. Закрытые рундуки, заправленные койки, одежда, развешанная для просушки… И опять никого. В большой розовой раковине на столе лежали трубки.
— Говорят, моряк никогда не расстается со своей трубкой, — проговорил эльф.
— Так оно и есть, — упавшим голосом ответил Лиер. — Остался только второй трюм и камбуз.
Камбуз, как моряки называли кухню, находился рядом с трюмом. Воды здесь было гораздо больше, по колено. По ней плавали кастрюли, миски и черпаки. На теплой еще печке стояла большая сковорода с остатками яичницы. Кладовая была полна запасов: окорока, мешки с мукой и крупами, солонина, овощи, сыр, бочонок с маслом. В общем, отличная кухня, с одним только недостатком — в ней не было хозяев.
Спускаясь в носовой трюм, мы уже знали, что увидим. И не ошиблись: перед нами предстали ровные ряды бочек, палуба, залитая водой… И ни единой живой души. Бедняга Лиер вымок еще в кормовом трюме, и теперь неясно было, то ли он трясется от страха, то ли просто продрог до костей.
— Пошли отсюда, — проклацал он зубами. — Небось Клешня уже извелся в ожидании.
Мы выбрались на верхнюю палубу.
— Эй, Дак, уходим! Зак! Шлюпку готовь! — крикнул Толстяк.
Он шагнул в сторону борта, но споткнулся на ровном месте. Судовой журнал выпал на палубу и раскрылся посередине. Ветер поворошил страницы, на одной из которых вдруг промелькнула сделанная очень крупными неровными буквами запись. Лэй поднял книгу, перелистал ее. В самом конце журнала, через десяток пустых листов от последней записи, было нацарапано по-арвалийски всего несколько слов.
Ушастик вслух прочел:
— Надежды нет. Сегодня ОНИ заберут оставшихся. Спасите нас, боги!
