Я прочел вслух последнюю запись в судовом журнале — и Дак с Толстяком позеленели, сделавшись похожими на Мару. Трясущийся матрос сразу рванул к лодке, пришлось быстро бежать за ним, чтобы близнецы со страху не бросили нас на пустом корабле.
На этот раз за весла взялись братья. Всю обратную дорогу к флейту они гребли как бешеные, постоянно бормоча вслух какие-то молитвы и поминая Мертвого капитана.
На «Челесте» действительно произошло что-то странное. Суеверная чушь о каком-то призраке, что несли моряки, никакого доверия мне не внушала. Все выглядело так, будто команда добровольно покинула корабль. Но как тогда объяснить кровь на сабле, заколоченную досками и затянутую парусиной рубку и воду в трюмах «Челесты»? Возникало много вопросов, но не находилось ни одного ответа.
Все гипотезы, сходу возникавшие у меня, не находили подтверждения в фактах. Версии пиратского нападения и бунта отметались сразу: деньги, груз и драгоценности не были тронуты, следов борьбы тоже не нашлось. Вероятность, что все произошло по вине шторма, была равна нулю. Корабль был не слишком потрепан. Да и не мог же ветер сдуть всю команду в море? Вмешательство богов? Тоже весьма сомнительно. Прогневи люди высшие силы, корабль просто бы утонул. Без всякой таинственности.
Одно можно было сказать точно — что бы ни случилось на «Челесте», оно произошло совсем недавно, незадолго до нашего прихода. Об этом можно было судить по свежей еще еде на столе.
Можно было сколько угодно придумывать правдоподобные версии — от внезапного побега команды с корабля до нападения великих магов. Но ни в одну из них не вписывалось некое обстоятельство — пустяк вроде бы, штука эфемерная и невидимая. Только вот мы, эльфы, привыкли доверять таким вещам. Чувство опасности, липкой паутиной опутавшее меня на палубе «Челесты», ощущение невидимого преследования, чужого взгляда, злобного, изучающего — что это было? Судя по поведению Мары, она ощущала примерно то же. И вот этот интуитивный страх нельзя было сбрасывать со счетов. Потому что любой маг жизни или шаман скажет: такие ощущения вызывает только присутствие нежити. А вкупе с непонятным Мертвым капитаном, о котором все время твердили матросы, было над чем задуматься. Я решил сразу же по возвращении на корабль расспросить моряков.
Как только мы поднялись на борт «Хромой Мери», близнецы куда-то скрылись, а Толстяку пришлось отчитываться перед капитаном. Выслушав его, Клешня посмурнел и повелительно протянул руку. Лиер вложил в нее судовой журнал.
— Это я уже от тебя слыхал, — нетерпеливо проговорил капитан, пробежав несколько страниц взглядом. — Остальное где?
— Э-э-э… Больше ничего нет, — проблеял помощник.
— Как? Ты ж говорил: деньги, украшения в каюте были? Где они?
— Так на «Челесте» остались…
— Ежовый бог! — Бобо вытаращил глаза. — Ты моряк или девка на выданье? Кто ж такие вещи без присмотра бросает?
Вообще-то, Клешня был прав. Куда бы ни делась команда, видимо, ценности ей не были нужны. Так что либо их заберут моряки, которые следующими наткнутся на корабль, либо деньги с драгоценностями уйдут на дно вместе с «Челестой» и станут частью сокровищ Сиверентуса.
— Да если старина Грок жив, он мне никогда не простит, что я его добро без присмотра оставил! — гремел капитан. — А ну-ка марш назад с матросами и принесите все, что можно перетащить.
Толстяк провел рукавом по лбу, стирая выступивший пот. Я его понимал: ни за что не хотел бы снова оказаться на «Челесте». Но как бы Лиер не боялся пустых кораблей, Бобо Клешню он боялся еще больше. Поэтому лишь тяжело вздохнул и открыл рот, чтобы приказать матросам снова спустить шлюпку. В это время капитан в задумчивости чесал грязную бороду.
— Погоди, — сказал он. — Там ведь еще ценный груз. Сколько бочек ржавки?
— Полторы тысячи в кормовом и штук пятьсот в носовом.
— Задери меня русалка, — горестно произнес Клешня. — А у меня трюмы тканями забиты! Эй, Мах! Слазай в трюмы, посмотри, сколько там бочек можно будет поставить?
Шустрый паренек отправился выполнять распоряжение.
— Эх, отогнать бы «Челесту» в Зириус, — мечтательно сказал капитан, — да продать товар. Или в порт приписки, тогда можно было бы корабль сохранить, а ржавку сбыть по дешевке…
У Толстяка даже челюсть затряслась от таких слов — наверное, он уже представлял себя на капитанском мостике «Челесты». Но Клешня почему-то не отдал ему такого приказа.
— В трюме бочек сто уместится, — сообщил Мах.
Бобо принялся командовать швартовкой и перегрузом. То ли он действительно заботился о деньгах друга, то ли пекся о собственной прибыли, но сто с лишним бочек ржавки разместились в трюмах, а Лиер с матросами принесли с «Челесты» деньги, украшения, кое-какие вещи, инструменты и много других нужных мелочей.
После перегруза Клешня принял единственно верное, по моему мнению, решение — приказал поднять паруса и вывести «Хромую Мэри» на прежний курс. Но все случившееся его явно не порадовало. Не знаю, в чем точно крылась причина плохого расположения духа капитана — в потере друга или суеверном страхе, что присущ всем морякам, но следующие несколько часов Бобо ходил мрачнее тучи и даже забывал ругаться, когда отдавал экипажу команды.
Едва Мара ступила на палубу флейта, на нее снова напала морская болезнь. Пришлось отложить размышления о судьбе «Челесты» и расспросы команды, а отправиться сначала в свою каюту за травами, а затем на камбуз, чтобы приготовить орке укрепляющий отвар.
Когда я принес кружку с лекарством, Мара взглянула на меня так, будто я был врагом всего ее зеленого народа и, перевесившись через борт, опустошила желудок. Затем все же взяла посудину и с трудом, давясь и откашливаясь, стала глотать отвар.
— Господин эльф, — раздался за моей спиной негромкий, хрипловатый голос.
Я обернулся. Передо мной стоял боцман Дайф — низкорослый пожилой человек, с седыми выгоревшими волосами, загорелой, дубленой морскими ветрами кожей и поразительно большим носом на узком лице. Ничего толком сказать о нем, кроме того, что он был опытным моряком и весьма сдержанным человеком, я не мог. За время плавания мы только несколько раз перекинулись парой фраз. Боцман был подчеркнуто вежлив, именовал меня не иначе как «господин эльф» и очень старался выражаться культурно, из-за этого при разговоре со мной его речь была немного замедленной — старик затруднялся с подбором приличных слов. Впрочем, с командой он вел себя по-другому: его ругательства были виртуозны и удивительно разнообразны. Роману, однажды услышав, как Дайф распекает матросов, застыл и почтительно внимал каждому слову, будто ему выпала честь присутствовать при выступлении знаменитого барда.
— Господин эльф, — повторил боцман. — Что случилось на «Челесте»? Никто не хочет рассказывать. Сам я в трюме «Мэри» груз принимал, на проклятое корыто не ходил. Близнецы только молятся, поимей их лихоманка… простите, господин эльф. А капитан и Толстяк меня послали… к вам послали, в смысле.
Я не видел причин скрывать что-то от старика. Он был человеком разумным, меньше остальных полагался на суеверия и не стал бы паниковать, услышав правду. К тому же я решил, что боцман, с его здравомыслием и опытом, как раз тот, кто мне нужен. Уж он-то наверняка знал все морские легенды. Я вкратце описал то, что мы увидели на «Челесте».
Лицо боцмана посуровело.
— Господин эльф, надеюсь, вы понимаете, что остальным… остальной команде не стоит рассказывать подробности об этом… грязном деле?
Я кивнул, соглашаясь со стариком, хотя был уверен: Зак и Дак все расскажут и без нас. И задал вопрос, который давно уже меня мучил:
— Но, что, морт возьми, за Мертвый капитан, которого все время поминали близнецы?
— Это, чтоб ее… старая легенда. Видать, вы не знаете, но… эта… несчастная «Челеста» — не первый корабль, найденный пустым. Если вам интересно, я могу про… продолжить.
Даже Мара, отставив кружку из-под варева, внимательно воззрилась на старика.
— Да, мы хотели бы услышать эту историю.
— Ну что ж, тогда я сейчас расскажу про грё… грешника великого. Не могу вам отказать, — произнес
