и дразнят, и будоражат умы, тем более у представителей той расы, которая тоже претендует на свою исключительность и голубизну арийской крови. Поэтому доказать превосходство своей расы можно путём полного истребления соперника, иначе вся наука — «Майн кампф», будет пустышкой, просто макулатурой, а если в человеке сидит высокомерие, гордыня за свою расу и превосходство над всеми ниже «ползающими», тогда разгулу ненависти нет предела.
— Всё же в «Ветхом завете» правда, написана, — засмеялся Бурцев. Ротшильды кто они? Пять крупнейших банков Европы принадлежат династии Ротшильдов. И финансовые магнаты США в основном евреи. А доллар во всём мире господин. Так что прав был пророк.
— Ты хороший парень, Вася, но с одним недостатком, вижу, что ты одну нацию не уважаешь, а национальный вопрос — это самые тонкие струны. Он заложен человеку природой и прививается в семьях. Думаю, что ты по отношению к ним не совсем прав. Мне кажется, основная вина еврея та, что он идет на пол корпуса впереди и предприимчивее нас. Причина возникновения еврейских погромов в Европе — это долги. Чтобы не отдавать их, легче убить кредитора. Зависть — это страшная штука, она толкает людей на ненависть и убийство. Я не вижу выхода из этой ситуации.
— Может вы в и правы, но выход, Анатолий Антонович, надо все же искать в любви друг к другу.
— Это хорошо, что ты стал понимать и о любви заговорил.
— Не такой уж я антисемит, как вам кажется. Я понимаю так: коль земля у нас одна, и мы обречены жить в коммунальной квартире, как говорил мой командир полка, надо жить в дружбе, прекратить воспитывать детей в семьях на нелюбви к другой нации. Я за то, чтобы все могли развиваться.
— А кто тебе не даёт, условия то у всех одинаковые.
— Вот здесь как раз вы не правы. Нет у нас равных условий. Почему я пошёл в училище, а не в престижный ВУЗ? Не потому, что мне нравится дышать пылью и нюхать солдатские портянки. Я понимал, что матери двух пацанов, студента и школьника, не поднять. И конкурса боялся. А Рабинович не боялся потому, что знал в приёмной комиссии тётя Сима сидит. Или его папа директор гастронома. Да и подготовлен я был слабее. Весной, вместо учёбы, выгоняли школьников на прополку колхозных полей, а осенью там же урожай собирали. А Рабиновичи в это время на скрипке учились играть. У меня тоже была мечта на гитаре научиться играть, но, увы, в селе не было такой возможности. Вы говорите, еврей предприимчивее нас. Куда же девается их сноровка, как только русскоязычный еврей приезжает в Израиль? Потому, что там все одинаковые и нет русского дурака Вани. Приходится и с автоматом бегать, и мусор убирать, и хлеб растить. Не зря же у нас острословы придумали самый короткий анекдот — «еврей колхозник». Я признаюсь вам, дружил с одной девочкой, когда в Москве учился. Встречает меня её брат и говорит: «Оставь Розу, у неё есть жених, и мы собираемся уехать в Израиль».
Я ему говорю: «У меня тоже серьёзные намерения, вы уезжайте, а она со мной останется. А вы её спросили?» «Это наше семейное дело, — отвечает он мне, — ты не наш, и тебя никто не станет тянуть, а я не хочу, чтобы моя сестра с нищим офицером болталась по гарнизонам».
— Я против этого разделения на своих и чужих. Хотя как это сделать — не представляю. Наверное, надо прекратить указывать конкретную национальность в паспорте. Отметка в паспорте — это та же звезда Давида, которую вешали фашисты еврею на грудь, только и разница, что в кармане. А предъявляем мы её по требованию первого захудалого милиционера или чиновника. Вы же посмотрите: любая анкета, а в ней фамилия, имя, отчество и национальность. Ну, первое понятно, а национальность зачем? Определить свой, чужой, или кто? Надо бы национальным элитам собраться и поставить все точки над «i». Назвать по именам всех своих «национальных героев». Прекратить, как бобры, точить ствол государства Российского и ждать пока оно не свалится снова на голову. Принять резолюцию «Ребята, давайте жить дружно!»
— Выходит так. А если человек сам захочет записать свою национальность в паспорте, тогда как быть?
— Тогда этого человека надо считать ярым националистом. Для чего он это
делает? Указать, что он принадлежит к исключительной расе? Тогда, уж куда
лучше, превосходство по цветовой гамме, голубизне глаз, по белизне кожи или по цвету штанов, если хотите. И будем приседать, и говорить «КУ». И ещё одно я понял. Нельзя нести народу свободу и демократию на штыке, тем более на чужом. Афганистан тому пример. Народ нищий, голодный, раздетый, сопливые грязные дети ползают по дорогам, а он берёт ружьё и бьет нас. Мы ему одежду, муку, крупу, технику, а он всё это берёт и снова бьет нас. Стало быть, ему это не нужно. Ему не нужна «свобода» и то «счастье», которое мы ему предлагаем. У каждого свое понятие счастья. Счастье — это ощущение человеком своей значимости, определённое Богом предназначение в природе, своего истинного места. У лицедея — сцена, у художника — картины, — у хлебороба поле. Мытарь бросает свои деньги на дорогу и идёт за Иисусом. Он не видит счастья в деньгах, он видит его в написании Евангелия. Так что осчастливить человека никто не может. Только он сам может почувствовать своё предназначение.
— Вот, вот, — Анатолий Антонович поднял палец вверх, — я об этом тоже спорю с Елизаветой Павловной. Она всё пытается за Любу решить, как ей жить. Кстати, я тебя давно хотел спросить, ты извини меня, но я отец и обязан знать. Что у вас с Любашей?
— Ничего, ровным счетом ничего. Люба в Москве, а я здесь.
— А вы разве не переписываетесь?
— Анатолий Антонович, Люба хорошая, умная девочка, полюбит, а может, уже полюбила своего сверстника. Она, в конце концов, имеет на это право.
— Вот видишь, и я тоже этой старой дуре говорю. А она вбила себе в башку.
— Разрешите возразить. Елизавета Павловна не такая уж старая и совсем не дура. Она живёт и действует, как все матери, по материнскому инстинкту. Они не такие, как мы, Анатолий Антонович, они другие, они с другой планеты, если хотите так. И это надо понимать, каждая мать готова умереть из-за блага своему дитяти. Только они порой не понимаю того, что им кажется благом, для их чада может казаться вечными муками. Я наблюдал такую картину: корова на лугу пасётся и рядом её телок. Бычку килограмм под триста, а он норовит мамку сосать, а она стоит и даёт ему молоко, а рядом травы море. Так и сосал, пока не отогнал пастух. Отогнал, стал траву жрать. Вот это и есть слепая материнская любовь. Они порой не понимают, что её чрезмерная опека в их отсутствии может обернуться для ребёнка трагедией. К элементарной неприспособленности добывать себе пищу.
— Вася, давай выпьем, — комдив взял бутылку и разлил остаток коньяка по стаканам.
— Анатолий Антонович, просьба к вам — не трогайте Колесникова. Неплохой он человек, и командир хороший. Один недостаток, как разволнуется, так и заболел. Он же не виноват, что таким уродился. Не всем же звёзды хватать с небес. Помогите ему где-то в штабе пристроиться. Чтобы без личного состава. С людьми ему тяжело работать — он же за каждого солдата переживает, поэтому и болеет так часто. Я ему говорю, не бери всё так близко к сердцу. А он, не могу и всё.
— Я с командармом уже говорил, — сказал комдив, отламывая кусочек шоколада,—
берут его в штаб армии в отдел боевой подготовки.
Глава 9
Вечером у себя на квартире Бурцев укладывал свои вещи, готовился к отъезду. Позвонили в дверь.
— Не заперто, входите!
Дверь открылась, и на пороге появился, улыбаясь Колесников. Не раздеваясь, он прошёл и поставил на стол бутылку.
— Ты зачем это, Лёня, — я должен ставить.
— У меня тоже как бы повод. Вызывали сегодня в штаб армии на беседу. Берут в отдел боевой подготовки, так что есть повод и у меня.
— Я сегодня целый день то и дело пью, Давай лучше чаю выпьем, — доставая заварку, сказал Бурцев. — Проходи в комнату, я сейчас чай на кухне заварю. Отнеси сахар и варенье. Через пять минут Василий появился с чайником и заваркой
— Спасибо тебе, Вася.
