— Хорошо если вы поменяетесь одеждами, не произойдет ли путаницы? Я имею в виду то, что его можно принять за вас. Как я узнаю, кто есть кто?
Я открыл рот, чтобы назвать ее глупой, но снова закрыл — она была права.
— Хорошо, что вспомнили! — сказал я. — Я буду единственным, кто знает ваше полное имя, о'кей?
— Так точно, сэр! Во всяком случае, он пока что в тюрьме, а вы нет.
— Вот именно! — согласился я и понял, что мне не суждено знать, что произойдет через пару часов.
Я желал, чтобы передо мной явился другой «я», я хотел сидеть и разговаривать с ним, слышать его голос и узнать, где разошлись наши жизни. Эта мысль пронизывала дрожью, но нетерпение такое, словно готовлюсь впервые принять наркотик или заняться сексом. Я жаждал этого.
Но думать об этом не оставалось времени. Оператор изумленно пялился на мою модную гражданскую одежду, улыбаясь капитану. Все было готово или нет, но подошло время моего теледебюта.
Скорей нет, чем готово они постоянно передвигали микрофоны, направляли камеры, выходили поболтать в холл, внезапно капрал, исполняющий обязанности режиссера, крикнул:
— Готовьтесь, сэр! Мы начинаем!
Он прослушал наушники и открыл счет:
— Десять… Девять… Восемь… Семь… Шесть… Пять… Четыре… Три…
В последние секунды он использовал руки: два пальца, один, затем палец уткнулся в меня, над камерой загорелась зеленая лампа, и я приступил к выступлению:
— Леди и джентльмены! — сказал я в камеру. — Меня зовут Доминик Де Сота!
И это было правдой, ведь я не говорил, что я сенатор Де Сота, хотя тот факт, что я носил его одежду, подразумевал именно это.
— Происшедшее вызвано крайней необходимостью. Я прошу, чтобы каждый американец прослушал эту передачу с открытой душой и благородным сердцем, ведь все мы американцы! Леди и джентльмены! Я передаю слово господину президенту Соединенных Штатов Америки.
И фотоны моего лица и шеи, костюма этого иного Доминика, его галстука и рубашки собрались вместе, влетели в камеру и вылетели уже как электроны. Как электроны, пробежали по кабелю студии к микроволновой тарелке-антенне на крыше, превратились в фотоны другой частоты; как радиосигналы, метнулись через долины к ретранслятору, прыгнули в воздух, потом на спутник, находившийся за тысячи миль в космосе, в один миг потекли к телевизорам всех Соединенных Штатов. Этих Штатов!
Вся группа корпуса связи, хоть и носила военную форму, но в ее крови оставалось много гражданского. Резервисты, вызванные по повестке, почти все были профессиональными телевизионщиками. В комнате отдыха, рядом со студией, они устроили себе небольшие гражданские удобства: сварили кофе и разрезали кекс: кто-то успел обчистить местную гарнизонную лавку.
Я налил себе чашку кофе, слушая доносившийся из монитора голос президента Брауна: «…как президент Соединенных Штатов, заявляю вам, кто тоже является президентом США, и всему американскому народу… — Он смотрелся взволнованным и хорошо отрепетировавшим речь, написанную специально для него. — …в этот исторический момент, когда все мы стоим перед лицом страшного деспотизма, захватившего мир… узы крови и всеобщая приверженность принципам свободы и демократии…» И так далее без передышки. Это был довольно хороший спич, казалось, я заранее знал весь текст. Но в речи не было отмечено одного важного факта: мы полностью контролировали положение.
Этот же голос исходил и из комнаты контроля, я поставил чашку и заглянул внутрь. Здесь был не один, а дюжина мониторов, почти все они показывали важное лицо президента, говорившего те же самые вещи. Но несколько экранов показывали и другие лица, серьезные и даже более напыщенные: Джона Ченкелора, Уолтера Кронкайта и несколько незнакомых. Они уже комментировали события. Я поразился, пока не вспомнил, что президентское выступление длилось только четыре минуты. Оно повторялось телецентрами, и некоторые уже среагировали.
Я посмотрел на часы: полночь по местному времени. Значит, в городах восточного побережья уже два часа, но я сомневаюсь, чтобы многие в этот момент спали. Граждане Калифорнии могли настроиться на свои ночные новости и получить неожиданные известия.
Мы поступили верно: почему они должны быть счастливыми, когда мы стоим перед ужасной борьбой за свободный мир?
Но даже командир десантной группы должен когда-нибудь спать.
Я спал почти пять часов. Когда же я проснулся, уже пахло беконом и кофе. Капрал Гаррис поднес блюдо.
— Примите комплименты от сержанта Самбок, сэр! — он улыбнулся. — Ночью мы захватили офицерский клуб.
Яйца были совсем холодные, зато кофе горячий и крепкий. Это было что надо!
Вначале я заглянул в студию, к военным техникам присоединились несколько гражданских: пожилая женщина, молоденькая и бородатый мужчина неопределенного возраста. Я остановил капитана корпуса: указал на штатских и приподнял брови.
— Эти? — сказал он. — Это ученые, майор! Во всяком случае, они так сказали. Пропуска надежны.
— Чем занимаются?
Он пожал плечами.
— Они не говорят, что проверяют реакции на сообщение президента. Что-то типа изучения политики… вы не знаете о такой штуке?
Я не знал.
— Во всяком случае, — угрюмо продолжил он, — здесь чертовски мало того, что изучать, они ведь получили от нашего президента только надутое дерьмо!
Новостей, которые я ожидал услышать, не было.
— Свяжитесь с Так-5! — добавил он, подумав, но я уже возвращался в Кэтхауз.
После горячей пустыне база казалась приятным и безмятежным местом, но я не успокоился. Сухой, как воздух, я изнемогал в своем комбинезоне (возможно, я уже не буду так щедр со своими запасами) и начинал ощущать тревогу.
Генерал Магрудер, Крысья Морда, был там, где вы обычно находитесь в семь утра, а именно, спал. Но меня соединили с полковником Гарлечем, он был настроен не очень дружелюбно. Когда я спросил про штатских, он буркнул мне под нос полдюжины крепких слов.
— Они имеют разрешение, а дальше не ваше дело, майор! — огрызнулся он. — В каком состоянии база?
— Все спокойно, сэр! (Надеюсь, что это было так, ведь я еще не заглядывал к своим ребятам.) Признаков реакции не наблюдается.
— Нежданные гости?
— Никаких донесений, сэр!.. Сэр! Можно вас спросить о докторе Дугласе?
Хриплый смешок.
— Он сидит в своей палатке под усиленной охраной и никак не может прокакаться. Как описывает положение противник?
— Не совсем ясно, сэр! Они по-прежнему повторяют речь президента Брауна.
Все идет чисто и громко.
Собственно, полковник Гарлеч не произносил слова «прокататься», он просто издал приглушенный шум с понятным смыслом. Гарлеч был одним из отчаянных воинов Магрудера — все знали, что они думают о президенте. Они решительно были против плана захвата… пока шефы сверху не дали понять, что имеется много тюрем для обсуждающих необходимость обороны Соединенных Штатов.
После того как я закончил разговор по межвременному телефону, я подумал, что неплохо было бы вернуться в студию и побеседовать с политологами. Было бы интересно услышать их мнение о том, почему такое активное общество Штатов, как наше, получило мягкотелого президента Джерри Брауна, а другое, жирное и ленивое, огнедышащую госпожу Рейган… Но я солдат, а не ученый, и у меня были дела и поважнее. Я вызвал капрала Гарриса и, когда его голова появилась в дверях, приказал сходить в тюрьму и доставить пленного сенатора.
Он сидел в моем комбинезоне и слишком походил на меня, когда я попадаю в затруднительное
