счастливому зомби, стоявшему рядом со мной, и сказал:
— О Дороти, я полагаю, мы уже не в Канзасе!
Он раздраженно взглянул на меня, потом выражение смягчилось.
— Мы с вами случайно не знакомы? — спросила этот оживленный покойник.
Приглядевшись получше, я изумился:
— Доктор Гриббин? Из Сандии?
— О, я, наверное, уже в аду? — сказал он. — А вы тот самый янки-конгрессмен? Вы случайно не знаете, куда мы попали?
Ну как вы ответите на подобное? Пока я раздумывал, что ему сказать, голос за спиной избавил меня от ненужных хлопот.
— Это параллельное время! — сказал с умным видом Ники Де Сота. — Вы разбираетесь в квантовой механике? Отлично, кажется, Эрвин Шредингер или кто-то там еще предположил, что некоторые виды ядерных реакций, которые могут иметь альтернативу, идти двумя путями. Из этого следует, что…
Я отвернулся, с трудом удерживаясь от смеха. Какой-то клерк объяснял головоломку Шредингера! И кому? Одному из самых крупных специалистов в мире по этому вопросу! Но у Ники было одно преимущество перед Гриббином: он видел, как все это происходит. Послушать разъяснение Ники подошел еще один человек, но я не обратил на него внимания и смотрел на чужой мир, удивляясь, почему я здесь, вернусь ли к нормальной жизни в сенате… хорошо, это отбросим. Больше всего меня интересовало, куда делась моя возлюбленная. В группе счастливых зомби было несколько женщин, но ни одна из них не была мне знакома. Еще здесь находилась безликая персона в белом комбинезоне, перчатках и ботинках, она стремилась загнать нас в автобус. С водителем разговаривала какая-то девушка, но, заметив нас, она спрыгнула с подножки и побежала прочь, словно мы были прокаженными.
Я не знал, что и подумать.
И повернулся к Ники и Гриббину.
— Будет лучше, если мы сядем в эту штуковину! — сказал я.
Гриббин озадаченно посмотрел на меня, затем вновь на Ники.
— Вы двойники! — крикнул он.
Ники улыбнулся.
— Частично, да! — согласился он. — А вы разве не заметили? Вас тоже двое!
И он показал на человека, стоявшего рядом с отвисшей челюстью и выпучившего глаза на Гриббина. Он изумленно потрогал свое собственное лицо, словно не замечал его раньше.
— Кровавый жуткий ад! — сказал второй Гриббин, сделав для себя окончательный вывод.
Какими бы пилюлями они нас ни напичкали, их действие подходило к концу. Мой приятель-свечка начинал возражать безликому пастуху — и не всегда вежливо. По мере того как действие наркотика проходило, моя самоуверенность возрастала. Как и Ники, я пробовал раньше эту гадость, и никакого удовольствия не было, а только меньше раздражались нервы.
Насколько я мог судить, из нашей вашингтонской команды в эту группу посчастливилось попасть только мне и Ники. Меня де тревожило отсутствие еще одного Дома, не говоря уже о русских и паре Лари Дугласов. Но вот что здесь не было Найлы — это уже плохо. Мне очень хотелось узнать у кого-нибудь, смогу ли я снова увидеть свою Найлу, но все терзались собственными вопросами, были возбуждены и напуганы больше меня.
— Что происходит? — спросил один из Гриббинов, и безликое ответило:
— Проходите в парилку. Пожалуйста, садитесь и ждите!
И он (или она) отвернутся, когда кто-то схватил ее (его) за руку.
— Я не знаю, где я, но когда же, наконец, я узнаю, кто заказывают музыку? Мне срочно необходимо в лабораторию! — он продолжал протестовать.
— Сейчас там должна начаться встреча на высшем уровне! Если меня там не будет, это обойдется нам в половину дотации на следующий финансовый год…
— он с негодованием замолчал, потому что безликий расхохотался ему в лицо.
— И об этом-то вы сейчас волнуетесь?.. — пояснил он(а) снисходительно. — Прошу вас, в парилку!
Я решил, что лучшего выбора не было, и сел в эту штуковину, заняв ближайшее место. Ники проскользнул рядом.
Когда безликая назвала это «парилкой», я немедленно перевел это в «судно на воздушной подушке». Так оно и оказалось! Я никогда не был в подобных машинах, но, когда почувствовал легкое трепетание и мы начали скользить над треснувшим бетоном к дороге, я был уверен в этом на сто процентов.
Дорогой это можно назвать только с большой натяжкой. Ею не пользовались длительное время. Широкая и пустынная, она вытягивалась под нами и тянулась к дальнему городу, едва видневшемуся на горизонте.
Я видел преимущества транспорта на ВП. По таким рытвинам и неровному асфальту не проехать ни на каких колесах. По большим ямам когда-то прошлись бульдозером, и никто не убирал в стороны случайные кучи ржавчины, которые раньше звались автомобилями. Встречались места, где болотная рогоза полностью скрыла асфальт, и я видел камыши и вспорхнувших птиц. Каждый раз, когда парилка сворачивала и наша цель была видна отчетливо, я внимательно всматривался в дальний горизонт. Иногда это казалось чем-то знакомым…
Подпрыгнув от волнения в соседнем кресле. Ники Де Сота крикнул:
— Черт возьми, это же… Нью-Йорк! Я еще не был в этой части города… — улыбаясь, он пихнул меня локтем. — Ты заметил, эта штука с кондиционером!
— Ну и отлично! — сказал я.
Это все, конечно, было интересно, но меня больше занимало то, что впереди нас. Около отделения водителя располагался отгороженный отсек, внутри которого и находилась женщина (мужчина), которая привела нас к автобусу. То, что она делала, ясно обозначило пол. Наклонив лицо, она вцепилась в него рукой и потянула. Вау! Пустота телесного цвета соскользнула и осталась в руке. Теперь здесь находилось настоящее лицо, и, кстати, довольно прелестное. Она распахнула комбинезон, открыв еще более веские доказательства женственности, и повернулась к нам.
— Доброе утро! — раздалось из внутренней связи.
За мной крикнул Ники:
— Доброе утро!
Так же поступили и другие, словно пятилетки в школьной группе.
— Теперь, — продолжала она, — ваши транквилизаторы перестали действовать, и я объясню, что случилось. Есть новости хорошая и плохая. Начнем с хорошей: через утипут дней вы будете иметь право свободно передвигаться по нашему прекрасному миру. Теперь плохая: вы останетесь здесь навсегда!
Женщина улыбнулась, наступила пауза, потом градом посыпались вопросы. Ее ласковая улыбка не пропала.
— Я еще не успела подключить обратную связь, поэтому пообщайтесь пока между собой. Потом я расскажу вам, что произошло и почему, что вам следует ждать от будущего, затем настанет время для вопросов. Через тоттер-тот минут мы подъедем к вашему отелю.
Она улыбнулась нам еще раз и отвернулась к водителю.
Все это называлось поездкой, но происходило слишком многое. Вероятно, при рождении я испытывал подобные чувства. Сейчас я был завален новизной всего. Как и все… кроме Ники. Он все воспринимал с ликованием и радовался новому прекрасному чужеземью.
Я так не мог. И удивился бы больше, чем кто-либо другой, если бы снова увидел Найлу.
Хоть одну…
Когда мы миновали соленую воду, женщина начала объяснения. Мы пролетали вдоль широкой авеню между рядами развалин и выжженных магазинчиков на первых этажах. Два-три раза мы уменьшали скорость, пропуская встречные парилки (водители приветствовали друг друга рукой). Некоторые парилки были совершенно пусты. На улицах ни души — я видел черепах, размером с большое блюдо, которые грелись на дороге, видел свернувшуюся в клубок змею (уверен — гремучая!). Она лежала не двигаясь, хотя голова приподнялась и глаза-бусинки взглянули на нас. Я видел, как лиса преследует кролика, он безумно петлял вдоль того, что когда-то было тротуаром. Шум наших вентиляторов рассек воздух, и они мелькнули
