помещение. Блаженству помешало то, что вместе со свежим воздухом в помещение влетели рои москитов с той самой зелени, которая была когда-то ухоженным Центральным парком. Их привлек свет в окнах, и нам пришлось погасить лампы.
Мы утомились. Я почистил зубы, и когда Ники делал то же самое, полюбовался видом парка — действительно чудесным, как и обещала наша проводница, хотя и чужим. Когда-то в нем было многолюдно, внизу проезжало много машин, сейчас не было ничего подобного. В небе ярко сияли звезды, чего я никогда не видел в Нью-Йорк-Сити своего времени.
Это был мертвый город, лишь только небольшое пространство вокруг отеля было центром инфекции, куда снова начинала вторгаться жизнь.
И это был пустой город, для меня совершенно безлюдный, потому что здесь не было Найлы Боуквист.
Поражало еще одно обстоятельство: быть может, в моем собственном времени Найла стояла здесь, в этой самой комнате. Я знал, что, когда она играла в Карнеги-Холл, она останавливалась в «Плазе». Зал находился в нескольких кварталах отсюда. Вполне вероятно, она стояла у этого окна и смотрела на ухоженные газоны, спортплощадки у озера, велосипеды у входа в парк, миллионы машин, ползущих по прилегающим улицам. Я видел временные сооружения в форме пузырей и лампы, установленные над одним из расчищенных участков.
Я осознал, что сзади меня стоит Ники и расчесывает мокрые волосы.
— Разве не чудесно, Дом? — спросил он.
Я посмотрел на него с неоправданным раздражением. Ники не виноват, что он не Найла.
— О чем ты говоришь, Ники? Это изгнание, и мы останемся здесь навсегда.
Он сказало сочувствием в голосе:
— Я знаю, что тебе трудно, Дом! Ты потерял многое, я — нет. Но это не только изгнание! Это совершенно новый мир! Рай! Они подарили нам новую жизнь!
— Мне она не нужна! — сказал я. — Во всяком случае, они сделали это, не ради нас!
— Ладно, Дом, это так! — он скромно отвернулся, надевая пижамные брюки. — Но, согласись, они вложили в это дело массу усилий. Они подготовили этот район, знаешь, сколько здесь было работы? Починить водопровод, восстановить электростанции. Очистить город от мусора, я не имею в виду сгнившее постельное белье. Здесь умерли люди, и остались их трупы… скелеты, по крайней мере. Кто-то вывез их отсюда, прежде чем прибыли мы.
— Возможно, они сделали это для себя, имея собственные намерения! — возразил я.
— Но и мы извлекли отсюда выгоду! — заметил он.
— Нас загнали сюда. Это и для их собственного блага! Они беспокоились о своей монополии на паравремена!
Ники задумчиво взглянул на меня и залез на кровать.
— Их это не волнует, — сказал он. — Они доставили нас сюда, накормили, дали нам жилье и одежду…
— Верно! Как еще они могли прекратить наши исследования?
— Ну хорошо! — он укутался в простыню. — Думаю, кое-кто мог позаботиться по-другому: просто убить нас… Спокойной ночи, Дом!
После франко-индийских войн многие племена не смогли ужиться с новым правительством, и некоторые из них уехали в Америку. В моем штате осела одна такая колония — из восемнадцати сотен беженцев, которые никогда не видели поезда и телевизора, не знали, что такое газовая плита или пылесос. Разговор о культуре потрясал. Нам не приходилось учить их управлению автомобилем или газонокосилками: это сражало их наповал. Мы учили дикарей, как открывать банки с пивом и использовать кредитные карточки. Объясняли, почему на красный свет надо стоять, а идти — на зеленый. Почему надо мочиться в туалете, даже если вы можете уйти в кустики. Когда я прибыл вместе с делегацией конгрессменов к этим мисс из Карбональ, то очень жалел их — и много забавлялся.
Если бы хоть один из них появился в «Плазе», мы оказались бы на одинаковом уровне. Я был так же растерян и смущен, но юмора здесь не было.
Первый день Ники и я потратили на элементы искусства выживания в этом мире. То, что я усвоил к концу дня, оказалось еще труднее, чем можно было предположить. В этом нам помогала консоль, находившаяся в комнате — это было не только телевизором, но и телефоном, компьютером и будильником. Мы выяснили, что нашим личным кодом является любое слово или фраза из четырнадцати букв. Я выбрал: «Найла-моя-любовь». Нам нужно было многому научиться, и эта штука терпеливо учила нас всему. Мы смогли найти ответ на любой вопрос, даже на такой, какой и не думали задавать. Например, мы узнали, что наша комната и еда не бесплатны: они предоставлены в кредит, рано или поздно мы должны будем либо расплатиться, либо умереть с голоду. Но как расплатиться? Хорошо, для начала была работа и в отеле: делать кровати, чистить комнаты, готовить еду и передвигать мебель. Кроме того на моем континенте и повсюду в мире — целая технологическая инфраструктура нуждалась в рабочих руках. Колонисты- добровольцы сделали многое, но их было недостаточно.
Я не знал, чем я могу помочь им: им были нужны водопроводчики и рабочие, механики и электрики — люди которые могли что-нибудь создавать и ремонтировать. Для сенаторов не оставалось ни одной лазейки, как и для квантовых физиков, которые составляли большую часть ППЛ. Наиболее полезными могли оказаться Коты — люди, которые оказались вне своего времени. В основном это были двадцатидвухлетние парни из армии захватчиков, их было сотни в нашем отеле и тысячи в других местах.
Когда мы научились пользоваться комсетом, мы первым делом узнали размещение других ППЛ. Дело оказалось безнадежным: там было девятнадцать Стивов Хоукингов, не говоря уже о девяти Доминиках Де Сота (к счастью, в этом городе нас было только четверо, остальные прошли карантин и куда-нибудь уехали). Из моего времени здесь было шестьдесят человек…
Но ни один из них не был Найлой Христоф Боуквист.
Когда на третий день мы спускались сдавать анализы крови, Ники переживал. Основание для некоторой нервозности было: позарез нужно оказаться здоровыми. Мы прибыли сюда из различных паравремен, провоняв микробами, вирусами и прочей мерзостью всех сортов, но наши хозяева не терпели болезней. В их мирах оспа, туберкулез, рак и обычные болезни не могли существовать долго… даже грипп или венерические, даже кариес зубов. И они не хотели пропустить их сюда. Поэтому, пока мы были без сознания, они сделали все необходимые инъекции и теперь два раза в день собирали анализы нашей крови. Чистая кровь подразумевала некоторые привилегии. Если сегодня мы по-прежнему будем чисты, то сможем перейти с изнурительной работы по передвижению мебели на более изящную — раздавать пищу. Если и завтра все будет в порядке, нам могут разрешить выйти на улицу. По крайней мере, мы сможем посетить остальные гостиницы и встретиться с друзьями из нашего времени, если нельзя побегать в парке и подышать свежим воздухом.
Чтобы так тревожиться, этого было явно недостаточно. Когда утром мы сдавали кровь, я спросил у Ники, чем он озабочен.
— Будущим! — ответил тот. — Своим будущим. Я начал новую жизнь и хочу что-нибудь делать… но, кажется, в этом Эдеме не очень-то нуждаются в маклерах!
— Или сенаторах! — заметил я, но он не слушал.
— Я полагаю, здесь должны быть банки! — сказал он, указывая, куда передвигать мебель. — Но я не заметил в их списке ничего подобного… И эта дьявольская арифметика сводит меня с ума!
Он разбирался в ней лучше меня: двойные числа так запугали меня, что я даже не старался их понять, когда на комсете возникала такая необходимость.
Я понял, что сказанное мной все же проникло сквозь туман его мыслей, потому что Ники подмигнул мне и сказал:
— О да! Ты тоже. Но я не знаю, Дом, кем ты был до того, как стал сенатором.
— Юристом! — рассмеялся я.
— О! — сказал он с симпатией. — У них они тоже не нужны?
Он остановился и кивнул мастеру.
— Докладывай, Чак, — сказал он, — что ты приготовил нам на утро?
— Кучу дел, — лаконично ответил Чак.
