поймать маленьких птичек, которых здесь, на планете, привыкли называть попугаями.
— Как он прекрасно справляется с детьми, — с гордостью сказала она сестре Верле, не подумав о последствиях подобного заявления, потому что сестре не оставалось ничего иного, как ответить:
— Мне всегда казалось, что Бланди прекрасно справлялся бы со своим ребенком.
— Ну конечно, — улыбаясь, сказала Мурра, но ее глаза внезапно сделались холодными как лед. — Только ведь мы не можем иметь все, что нам хочется, не правда ли? Ты же прекрасно понимаешь, какую жизнь мы ведем с Бланди. Так разве можно представить нас с детьми? Естественно, мы их любим, но пойми, для нас это совершенно невозможно.
Верла кивнула, она понимала гораздо больше того, о чем Мурра не сказала. Она понимала — хотя бы на своем опыте — почему женщины на планете так опасались заводить детей. Их очень трудно было выхаживать зимой, когда все теснились в подземелье, не лучше обстояло дело и жарким летом, когда большая часть населения опять зарывалась под землю. Но даже если подгадать с рождением ребенка к самому лучшему периоду — сразу же после Нового Года, когда люди собирались вновь вернуться на солнечный свет, как случилось с ее самым младшим — все равно, оставалась огромная вероятность познать горе из-за высокой детской смертности на планете. Сама Верла знала более десятка случаев, когда ее приятели перенесли все сложности по выкармливанию ребенка, трясясь над ним в течение десяти долгих месяцев и зная, что в трех случаях из десяти дети, еще до того как научатся ходить, могут заразиться и умереть, причем, без всякой надежды на излечение. Ее пока подобное несчастье обходило… уже довольно долгое время.
А вот другим не везло. Двое из ее друзей за последние пять месяцев потеряли своих детей, а одна семья — даже двоих.
Только ничего из этого Верла своей сестре не сказала. Она повернулась, чтобы поглядеть вниз, в расщелину ледника, откуда насосы откачивали воду для комплекса по производству водородного топлива. Оно послужит космическим челнокам, что блестели на плато к западу отсюда будто выпрыгнувшие на берег киты. Вместо этого она сказала, обращаясь ко всем присутствующим:
— Похоже, когда корабль прилетит, все уже будет готово.
— Когда прилетит корабль, когда прилетит корабль, — раздраженно пробурчал Мегрит, сидя у костра и пристраивая над углями решетку, чтобы жарить мясо. — Все, с кем не встретишься, только и талдычат о прилете.
Старый Вориан согласился с ним, но и возразил:
— Но ведь это так необычно, Мегрит, — сказал он. — Нельзя порицать людей за это. Хорошо еще, что корабль прилетает весной. У нас будет куча времени для разгрузки, пока не начнется летнее пекло.
Мегрит кивнул, соглашаясь с ним.
— В последний раз, говорят, получилось очень плохо. Ты же знаешь, последний корабль прилетал восемь лет назад, правильно? Ага, так вот, он прилетал зимой, так что пришлось готовить шаттлы в самое паскудное время.
— Это было еще до меня, — прокудахтал Вориан. В свои четыре с лишним года ему было приятно поговорить о том, что было до него. Он вытянул шею. Бланди там еще не собирается спускаться? Я взял с собой шахматы.
— Ой, Вориан, оставь ты его в покое, — добродушно сказала Верла. — Ты что, не видишь, как он веселится? Он побегает с детьми, а потом мы сможем цивилизованно поесть и поговорить.
Ее муж поглядел на нее и прочистил горло.
— Кстати, — сказал он, — мне хотелось бы поговорить кое о чем с Бланди, да и с тобой, Мурра.
— Да? — не поняла та.
— Ну, мне интересно… — как бы извиняясь продолжил тот. — Я хотел сказать, ведь «Зимняя жена» имела такой грандиозный успех…
— Ее вроде бы даже собираются продолжить, так? — спросила Верла.
— Да, об этом поговаривают, — кивнула Мурра, глядя на своего зятя. Она знала, что Винкор всегда немного завидовал успехам Бланди, ну и, конечно же, ее собственным успехам; этот человек и сам хотел стать режиссером. Очень осторожно она спросила: — Так что, Винкор?
— Ну, у меня есть одна идея. И она может оказаться тоже успешной. Вы, кстати, тоже можете подключиться. Так вот, уже через несколько месяцев наступит лето…
— Лично я, — подключилась его жена, — считаю, что лето пережить так же трудно, как и зиму, хотя оно и короче.
— А что бы вы сказали о постановке на лето? Мне кажется, что самым естественным названием было бы «Летняя жена». Наш новый сериал можно было бы назвать именно так.
Мурра плотно стиснула губы. Явно, что они планировали это уже долгое время. Она не винила свою сестру в излишней амбициозности — она вообще никого не винила, но только если это не становилось поперек ее собственным амбициям; к тому же появилась возможность поработать в семейном кругу.
— «Летняя жена»? — задумчиво произнесла она. — А что, это идея!
— Как ты считаешь, а Бланди это понравится? — с напряжением в голосе спросил Винкор.
— Господи, Винкор, — засмеялась Мурра. — Тебе самому следует спросить у Бланди. Я никогда не вмешиваюсь в его дела. Если выходишь замуж за гения, то следует научиться позволять ему поступать так, как он этого желает. — И она беспомощно развела руками. Потом она сказала: — Кстати, я, наверное, и сама полезу на лед; похоже, что там у них очень весело.
При подъеме ей пришлось увернуться от полудюжины птиц-«попугаев», убегавших от Бланди и мальчишек. Ярко окрашенные — алые, изумрудно-зеленые, покрытые цветными пятнышками — они были совершенно неопасными, разве что для жуков, которыми они питались, но Мурре они не нравились, поскольку она никак не могла их подчинить себе. Даже сам по себе подъем к леднику уже не нравился Мурре. Она скользила и спотыкалась, потом зеленую траву сменила мягкая почва, которая перешла в грязь, и только потом можно было выйти на крепкий лед. Мурра была очень довольна, что надела старые ботинки.
А еще она радовалась, что оделась потеплей, потому что наверху было холодно. Не так как зимой, солнце пригревало, но вот ветер… К тому же она могла слышать шум текущей подо льдом воды, а время от времени раздавались звуки, будто рядом ломалась толстая ветка — это трещал лед. Так что было ли здесь по-настоящему безопасно?
Она остановилась и поглядела на Бланди и двух мальчишек: четырнадцатимесячного крепыша Петтернеля и недавно научившегося ходить Порли. Они пока что еще не заметили ее. Их внимание было приковано к гладенькому месту на льду: дети разбегались и скользили, размахивая руками для баланса, кричали от восторга и смеялись, когда малыш Порли падал.
Все великолепно, думала Мурра, с удовлетворением видя, что ее муж радостно хохочет. Это она прекрасно придумала с пикником. Мурра огляделась по сторонам. С ледовой крыши взгляд на мир был просто великолепен. Она ясно могла видеть реку и десяток ручьев, пополнявших ее талой водой; в некоторых ручьях вода была хрустально-чистой как и сам лед, в других — молочно-белой от растертых в пыль камней, катившихся в потоках. Этот вид был намного интересней и приятней, чем на фотографиях или даже чем на картине, что висела в ее гостиной; он немного теплее, решила Мурра, подумав на мгновение, смогла бы она снова начать писать картины. В самом начале второго года своей жизни, перед тем как обратиться к поэзии, Мурра считала, что у нее талант художника. Но это требовало так много кропотливой работы, а заметный прогресс приходил так медленно. К тому же в это время она повстречала Бланди и открыла для себя новый путь к карьере. Естественно, в качестве его музы: во всем, что он написал, всегда имелась и ее частица. Но, главным образом, в качестве его жены.
Только ведь жена могла быть и матерью.
Уже не в первый раз Верла заронила в сознание Мурры неприятные мысли. И все же, подобные виды на будущее были не для нее: долгие месяцы беременности с отвисшим животом, когда напрочь исчезает всякое изящество движений. А потом боль при родах. И боль в будущем, если ребенок умрет…
Мурра поежилась. Самое плохое заключалось в том, что время на ее биологических часах уже помчалось вскачь. Для того, чтобы иметь детей, был хорош второй год, если вы заранее подумали об этом. К несчастью, второй год Мурры уже давно был в прошлом.
Вот только хотела ли она иметь детей? Крикливых, переворачивающих все вверх дном? Разве не
