состязаний его не могли отчислить. Но на какую еще тему можно было так долго беседовать с начальником?
В том, чтобы сидеть без дела и переживать, было мало толку. Я взял у Илэдио адрес отца Крэкена и начал писать ему письмо.
«Моргану Уэнсли, эсквайру
для передачи мистеру Дж. Крэкену.
Кермадек-Доум, Мариния…»
Писать было особенно не о чем, но послать такое письмо я считал своим долгом. Конечно, Крэкен- старший уже получил официальную радиограмму из академии. Но мне хотелось написать ему что-то от себя лично в дополнение к сухой казенной радиограмме. Хотя, с другой стороны, было глупо мешать в одном письме слова соболезнования и рассуждения о морских ящерах. Или рассказывать про ссору с Фэрфэйном…
В конце концов я написал, что очень огорчен случившимся – «хотя я знал вашего сына совсем недолго…». Написал, что он был смелый парень и превосходный пловец и что если у отца Дэвида будут какие-то пожелания, меня не придется просить дважды.
Когда я заклеивал конверт, вернулся Боб.
Он выглядел уставшим, но не подавленным, скорее, слегка взволнованным. Я сразу же засыпал его вопросами. Что произошло? Неужели все это время с ним беседовали на тему исчезновения Дэвида? Или разговор перешел на что-то другое?
Он рассмеялся, и я с облегчением вздохнул.
– Джим, ты напрасно переживал. Меня спрашивали только про Дэвида, ни о чем другом речи не шло. Я сказал, что ровным счетом ничего не знаю, – и это была истинная правда.
– И на это потребовалось столько времени?
Боб перестал улыбаться. В его глазах опять появилась странная взволнованность.
– Нет, Джим, – он отрицательно покачал головой. – Не только на это.
Больше он ничего не сказал.
Я не стал докучать ему расспросами. Моему другу и так досталось – и от начальника академии, и от инструктора Блаймэна, снимавших с него стружку за очередную несдачу норматива. Скорее всего, Бобу в открытую сказали, что если он не справится с марафоном, его отчислят. Ничего удивительного в том, что он не хотел распространяться на эту тему, не было.
Чем больше я думал о случившемся, тем больше убеждался в верности своих догадок.
Я и не знал, что моя уверенность – не что иное, как далеко зашедшее заблуждение.
5
ПОСЫЛКА С МОРСКОГО ДНА
Все это было в октябре.
Прошло несколько недель, и я получил короткую записку на именном бланке Моргана Уэнсли, из подводного города Кермадек-Доум. Меня уведомляли, что мое письмо передано адресату.
В записке не было сказано ни слова об исчезновении Дэвида Крэкена. Кто бы ни был этот Морган Уэнсли, но он не проявил к судьбе Дэвида ни сочувствия, ни интереса.
Похоже, не только для этого человека, но и для всей академии Дэвид Крэкен как бы и не существовал вовсе. Его имя было вычеркнуто из списков с формулировкой «пропал без вести». Встречаясь с Лэдди Энджелом, мы непременно заводили разговор о Дэвиде, но много ли нового можно было сказать о погибшем товарище? Кроме того, мы числились в разных командах, жили в разных корпусах, и выбирать время для таких встреч становилось все труднее.
Постепенно я начал забывать Дэвида.
По правде говоря, жизнь курсанта не слишком располагала к раздумьям о прошлом. Лекции, строевая подготовка, смотры, спорт… Наш день был расписан по минутам, а если выдавался свободный час, мы с Бобом Эсковом проводили его на мелководье, практикуясь в плаванье под водой без акваланга. Мы поставили себе цель: ко дню проведения подводного марафона (а он должен был состояться сразу после каникул) Боб должен был набрать отличную форму.
– Может быть, меня и отчислят, Джим, – угрюмо говорил он мне, отдуваясь после очередного заплыва, – но я, по крайней мере, буду знать, что сделал все, что мог.
После этого Боб снова надевал маску и уходил под воду, стараясь как можно дольше не всплывать на поверхность. Я не оставлял его в покое. Сначала он мог находиться под водой всего несколько секунд. Потом минуту, потом полторы минуты. Постепенно он довел свой личный рекорд до двух минут, а вскоре и до двух с половиной минут…
Я еще в детстве мог пробыть под водой целых три минуты, но это был мой предел. К рождественским каникулам Боб мог секунда в секунду повторить мои лучшие результаты.
Набрав полные легкие воздуха, мы погружались на двенадцать и даже на пятнадцать метров. Предел нашего пребывания под водой увеличился до трех с половиной минут. Мы разработали для себя целую систему контрольных меток и измерений. Однажды, взяв пару аквалангов, мы провели бесценные субботние часы под водой – разметили дистанцию и глубину, установили ориентиры и контрольные метки. После этого мы стали проводить на море каждую свободную субботу, не обращая внимания на дождь и хмурое небо.
К сожалению, наши тренировки не лучшим образом сказались на здоровье Боба.
Он хорошо приспособился к пребыванию под водой, но стал заметно терять в весе. На очередном медицинском осмотре перед Рождеством на это обратил внимание лейтенант Сэксон.
