если хотите, одна, но серьезная психологическая проблема — они затрудняются различить добро и зло. Чтобы не быть голословным, приведу свежий пример. Не далее как вчера выступал по программе Интервидения один профессор из ваших. Он говорил о том, что не понимает, как это Америка может требовать ликвидации ядерного оружия в той или иной хавабитской стране, то есть, заметьте, в стране с тоталитарной диктатурой, если сама Америка таким оружием не только владеет, но и не намерена его у себя даже сокращать. «Где же тут логика?» — вопрошал этот профессор. И я верю, что профессор действительно этого не понимает. Не понимает того, что логика — не самый лучший инструмент для различения добра и зла, а других инструментов в душе его не обнаруживается.
— А лично вы, Билл, уверены, что всегда сумеете отличить добро от зла? — спросил Джо и выпучил глаза.
— Это, Джо, уже второй вопрос, и я, согласно нашему условию, мог бы на него не отвечать, однако отвечу: нет, не уверен, и в этом мое отличие от того профессора, который всегда во всем уверен. Давайте, однако, закажем что-нибудь поесть, иначе я умру от голода, и вы, Джо, потеряете возможность оппонировать мне завтра в Сенате.
Они провели в застольной беседе еще пару часов. Билл выпил много коньяка, а Джо и Кэрол — белого вина. Поняв, что Биллу это неприятно, Кэрол умело отводила политические темы и почти полностью нейтрализовала активного Джо. Кэрол рассказала, что окончила Колумбийский университет по отделению политической психологии, что работала прежде в частной исследовательской фирме здесь и заграницей, а теперь одновременно с работой в аппарате Либерально-демократической партии пишет диссертацию как раз по той самой проблеме различения добра и зла.
Где-то на исходе второго часа Джо внезапно включил телемонитор — судя по всему, он ждал какой- то важной новости. Комментатор американской телекорпорации передавал экстренное сообщение:
«Официальный представитель Пентагона генерал Гарри Фрэнке только что сообщил для публикации сведения о крупномасштабном налете американской стратегической авиации на подземную базу террористов в предгорьях Памира. Он отказался назвать количество бомбардировщиков, участвовавших в налете, но указал, что они поднялись с искусственных островов-аэродромов в Тихом и Индийском океанах. Бомбардировщики, по словам генерала, полностью уничтожили террористическую базу с помощью управляемых прицельных ракет, оснащенных ядерными бомбами подземного действия.
Генерал сообщил, что, по сведениям разведки, база в горах Памира была на самом деле подземным сборочным цехом по производству компактного ядерного оружия.
Генерал сказал далее, что более подробные данные о результатах налета пока недоступны, потому что весь район операции в настоящее время закрыт гигантским облаком пыли, образовавшимся от ядерных взрывов.
Генерал отказался комментировать спекулятивные, по его выражению, домыслы корреспондентов на тему о том, откуда и кем управлялись ядерные бомбардировщики».
— Майкл! — вырвалось у Билла.
— Что вы сказали? — насторожился Джо.
— Ничего особенного… Но у меня есть оригинальное предложение — давайте выпьем за детей. Я знаю — их четверо у вас, Джо. У меня дочь и сын, итого шесть, и у вас, Кэрол? — пока нет, но определенно будут, вам этого не избежать, хотя бы один ребенок у вас, безусловно, будет. Итак — за семерых детей, семерка — хорошее число!
Билл безудержно и весело трепался, а про себя серьезно подумал: «Пью за тебя, сын! Здорово ты разнес всю эту нечисть».
Радостное чувство предстоящей победы охватило Билла — сегодня победил сын, завтра его очередь. И он, с озорством подумав, что недурственно было бы сегодня же отбить эту красотку у Джо, неожиданно для себя и всех сказал: «Джо, вы не будете возражать, если я приглашу вашу даму на танец?».
— Конечно, буду, но вы же все равно меня не послушаетесь — обреченно ответил Джо.
— Кэрол, примем высказывание сенатора за согласие, данное в неявной форме, — сказал Билл, встал и протянул ей руку.
Они вышли на полутемную площадку перед оркестром, где, как когда-то, под звуки бессмертного старинного танго слитными тенями колыхались танцующие пары. Билл обнял Кэрол за талию и, ощутив тепло женского тела слегка привлек ее к себе. Кэрол прижалась к нему крепче, чем это следовал: из его легкого прикосновения, и Билл понял, что либералы проиграли. Острое молодое желание поднялось в нем, и она, почувствовав это, прижалась к нему еще крепче. Ее полураскрытые пухлые губы были рядом, и он слегка коснулся их своими губами.
— Кэрол, если мы с тобой немедленно смотаемся отсюда, это не буде противоречить твоим либерально-демократическим убеждениям.
— Ты напрасно назвал меня дамой сенатора.
— Как мне следовало тебя назвать, если ты пришла с ним. У тебя с юз что-нибудь…
— И не мечтай об этом — у тебя нет никаких шансов наставить сенатору рога!
— Ты не ответила мне — мы смываемся?
— Ты ведь предпочитаешь ответы в неявной форме. Я как женщина — тем более.
— В неявной форме я чувствую, что ты согласна. Уходим прямо сейчас.
— Ты хочешь, чтобы завтра перед заседанием сенаторы обсуждали моральный облик профессора Стресснера, который на глазах у изумленной публики увел у сенатора Донахью его политического советника в неизвестном направлении? Сейчас мы не смоемся, а вернемся за стол. Я уйду первая, ты посидишь с сенатором для приличия не менее получаса. Не менее получаса — обещай мне! Я буду ждать тебя в своей машине два блока вниз, у парка.
— Отдаю должное либералам, имеющим таких толковых советников.
— Это не толковость, это инстинкт влюбленной женщины.
— Ты любишь меня?
— Пока что ты мне очень нравишься.
— И ты мне тоже. Я хочу тебя…
Они долго танцевали молча. Билл радовался, что его одиночеству, наконец-то, приходит конец. Завтра он будет защищать свой закон мощно и убежденно, а послезавтра он поедет во Флориду к сыну и останется там с ним навсегда.
Он внезапно прошептал, почти прижавшись губами к ее уху: «Хочешь поехать со мной во Флориду. Я покупаю там поместье, я хочу, чтобы ты посмотрела его».
Она отстранилась слегка и в ее глазах промелькнуло что-то горькое: «Ты, великий писатель, ведешь себя, как наивный и капризный мальчишка, — предлагаешь женщине, которую знаешь два часа, поехать с тобой во Флориду, чтобы подыскать дом для совместной жизни».
Он привлек ее к себе: «Ровно столько же я знал свою жену перед тем, как сделать ей предложение. Ее тоже звали Кэрол».
Она снова прижалась к нему, и он почувствовал, что она дрожит, как в ознобе…
Билл сделал все так, как велела Кэрол. Потом, когда он пропустил ее в дверь своей резиденции, из ночной тьмы отделилась фигура руководителя службы охраны: «Сэр, простите за бестактный вопрос, но вам достаточно хорошо знакома эта женщина?» Билл задумался на минуту, как бы это попроще объяснить, и ответил: «Да, конечно, она из допущенных. Не беспокойтесь, спасибо».
В доме они набросились друг на друга нетерпеливо и яростно. Он пытался овладеть ею, полураздетой, прямо на ковре гостиной, но она вырвалась и снова повторила: «Ты, профессор, ведешь себя, как мальчишка в свой первый раз… Позволь мне сначала принять душ». А для него это и было как бы снова в первый раз…
Потом, в постели, он наслаждался ею и своей молодой, чудесным образом вернувшейся к нему силой. И когда она застонала снова и снова от этой вломившейся в нее нежной силы, ему почудилось, что счастье и Кэрол вместе вернулись к нему…
Прервав свои регулярные ночные передачи, все телевещательные станции передали экстренное правительственное сообщение:
