Даже наши москвичи — не самые большие и сильные на этом рынке, а мы филиал, нам ножки жалеть нельзя. ООС — и вперед, шевелить помидорами! Но у вас, кажется, другие методы? Вчера, проходя мимо, я имел удовольствие наблюдать, как вы спите на своем самом рабочем месте, и отметил ваш высокий профессионализм: вы спали, сидя на нем ровно и с открытыми глазами.
— Да не спал я.
— А если вы не спали, то у вас проблемы не только с носом и вам надо показаться другому врачу. Что у вас на завтра?
— Ну, особо ничего. Звонки.
— Звонки — это правильно, однако не забывайте: холод распространяется от сердца к сердцу, и вы, как некогда советская власть, должны дойти до каждого и так же его достать. Но не демагогией, а чем? Вашей клиентоориентированностью. Короче, завтра — объезд точек, в понедельник — отчет. Всё, свободны. Привет семье.
— Спасибо. И вашей тоже.
— Уволю! Причем навсегда.
Крокодил. Рептилия. Засёк. Но с этим действительно что-то надо делать. Вот, с Жоркой перетру, может, подскажет что. Да, Севку же надо запрячь.
— Ну, как твой актуальный? Проглотил без звука?
— Почти. Сказал только, что отчеты — как мемуары: когда нет ничего стоящего, приходится много выдумывать. И чтобы я в будущем соблюдал меру.
— Крокодилыч дело знает. Слушай, ты когда в банк?
— Да я бы хоть сейчас — Ника твоя держит, напутала чего-то.
— Ты без меня не уезжай. Подбросишь, я сегодня безлошадный: кубковая встреча.
— Кого охмуряешь?
— Контрагента. Коммерческая тайна, понял?
— Да нужны мне… Завтра сам расскажешь.
— А меня завтра не будет. Крокодилыч по кочкам понес.
— A-а. Ну, проветришься. Спрашивал тебя тут один контрагент.
— Какой?
— Тайный, наверное, назваться не пожелал. Во, может он и звонит.
— «Хладомор-сервис» слушает.
— Слушай меня внимательно, Хладомор. Ты там с ментами закорешился. Так ты теперь веди себя правильно. И тогда у тебя, у бабы твоей и у пацана все будет хорошо. Ты понял меня, Хладомор?
— Э-э, апчхи! Простите, мы… встречались?
— Сделаешь глупость — встретимся, но ты об этом будешь жалеть. Так что не огорчай меня, Хладомор.
— Боюсь, я не совсем вас понял.
— А ты раскинь мозгами, сам, пока тебе не помогли, и поймешь. Ну, будь здоров пока.
Странный звонок. Шутка? И голос странный, треснутый какой-то. Наезд? Хэ, а ведь это значит, что фоторобот мой удался: кто-то узнал и забеспокоился. Так я же Репин сыска. Суриков. Поленов. А мне эти художественные проблемы нужны? Чем же, чем оно действует? Шнитке писал, как иногда воздействует в кино музыкальное сопровождение: его не замечают и думают, что это так сильно действует изображение. Вот в этом что-то есть: нечувствительное воздействие. Всякий художник выражает невыразимое сокровенным языком своей души, который не похож ни на какой другой язык и, тем не менее, как-то воспринимается, как-то проникает в души. Как, чем говорят картины Ван Гога или Врубеля? Ведь мне так далеки, так безразличны их сюжеты. Какой-то род заразительного безумия?
Конечно, от этих подсолнухов и демонов должна исходить, исходит какая-то эманация безумия — уже сбывшегося или еще предстоящего. Но она как-то никому не вредит. Накладываясь на нашу крепкую — или, может быть, даже не крепкую, а только иначе настроенную — душевную структуру, эта аура, этот ветерок безумия вызывает лишь легкую рябь, легкое возмущение поверхности, не затрагивающее глубин. Но что-то все же производящее. И, может быть, тут он не лгал Леверкюну, говоря о тех, кому благодаря его безумию не придется уже самим быть безумцами? А зачем он вообще приходил к нему?.. Не существует искусства без «материальной» части — искусство и состоит в обработке, компоновке, выстраивании материала. Но материал только носитель, посредник в передаче чего-то иного. В искусстве, по-видимому, заключено что- то, что совпадает у разных, у многих. Какой-то агент совпадения… Вот, пишут, Достоевский буквально цитирует стихотворение Баратынского, хотя прочесть его в то время не мог: цензура не пропустила. Совпадение! В «Сталкере» под водой листок календаря с датой смерти Тарковского — какое случайное совпадение! Франс говорил, что случайность это псевдоним Бога там, где Он не захотел подписаться. Но Он же нигде не подписывается! Мы не прозреваем корней случившегося — они глубоко. Вот Шнитке вспоминал «Фантазии Фарятьева»: Неелова играла эпизод, а он вдали от съемок писал сопровождение. Потом наложили фонограмму на пленку и видят: движения Нееловой совпадают с музыкой, как в балете, — со всеми ускорениями, замедлениями, акцентами; ему переделывать пришлось. Вот, что это было? Случайное совпадение? А.Ш. объясняет попаданием в один архетип. А что это значит? Это означает какую-то настройку в резонанс. Это значит, что есть какие-то волны, излучения, какие-то собственные частоты. Альб же говорил, что композитор как бы слышит еще не рожденную музыку, ему нужно расслышать ее у себя внутри, записать, передать. Получается буквально ретранслятор. Улавливает пришедшие откуда-то волны и передает. А мы, приемники, различаемся чувствительностью, тонкостью настройки и тоже помехоустойчивостью — способностью отстраиваться от наплывающих отовсюду шумовых волн, от мусора духовного эфира.
— Не спи, замерзнешь! Всё, вроде разобралась, можно ехать.
— Давай, поехали, пока я тут совсем не съехал.
— Ну, чего, суси, норимаки, сукияки? Или начнем прямо с саке?
— Яки суки. Слушай, спасибо, не хочу ничего. Посидим так.
— Хорошевский-кун, не обижай хозяина. Закон гостеприимства — итадакимасу!
— Итадакимасу, Жора, только… — вот напомни мне это их слово понимания. «Эротику»?
— Всё-то тебя на эротику тянет. «Ёросику».
— Давай полностью — как это по их понятиям.
— «Вы поняли, что я хочу сделать. Я понял, что вы это поняли, поэтому полагаюсь на вас и рассчитываю, что вы сами сделаете это именно так, как хотел я. И благодарю вас за то, что вы меня поняли и взяли на себя труд выполнить мое желание».
— Отлично! Спиши слова. Так вот, ёросику, Жора: не смотри на меня и пей сам так, как хотел бы выпить я.
— Понятно. Доверие оправдаем, но не в ущерб традициям. Нет, принуждать пить — дурной тон. Я просто принесу бутылочку красного и просто разолью в эти вот стекляшечки — а пить ты не обязан. Идет? Всё, жди.
Это надо развивать, это ведь тоже экстрасенсорное восприятие. Альб говорил, что способных действительно воспринять музыку — процентов пять. Маргиналы, уроды. «Нормальному человеку симфонии не нужны». Занятно, что во всяких биологических видах появляется именно столько — четыре-пять процентов — особей с отклонениями, вроде крыльев у нормально бескрылых жуков. Дня жизни крылья этим жукам не нужны, но в крыльях — залог сохранения вида, высший промысел природы, жукам не видный. И среди нормальных жуков крылатые — действительно уроды. Выродки. Химеры. Но природа создает их, чтобы не пресекся жучиный род.
— Что, не выспался?
— Да нет. Ну, то есть, и это тоже. Задергался как-то. Шеф еще наехал: шевели помидорами! ООС! А я — по методу НТВ!
— Переведи.
— Ну, то есть, он мне: «Оторви от стула…», а я ему: «Пошел ты в…»
— Так и сказал?
— Ну, практически. Французское?
— Угу-у.
