— В Анталию.
— О-о. Хорошее место. Да, ну тогда придется избрать вам меру пресечения с лишением.
— Как с лишением?
— А вы как думали? Еще убежища там попросите — доставай вас потом. Или подумаете?
— В смысле?
— Думайте, думайте.
— Ну, может быть, так решим?
— Хорошо подумали?
— Ну, вот, у меня больше нет.
— Да, в Анталии летаем, а думать совсем разучились. Ладно, посмотрим, что можно сделать. Вот здесь распишитесь в том, что без нашего ведома никуда не исчезнете, иначе — сами понимаете. Вот так. Когда собирались-то?
— С понедельника.
— Ну, может, еще и успеете, всё бывает. Это опознание вам будет попроще. А не валяли бы дурака, уже были бы с чистой совестью. Сама себя раба бьет, так-то.
Ну, и куда теперь? Да куда попало. Не поверят. И я бы не поверил. Еще видео не нашли, а то бы я уже… — апчхи! А куда я вообще, домой? Нет, не домой! Вот куда.
— Хозяин у себя? Передай, Фил пришел, да?
Откуда этот мент узнал про вчерашнее? Они что, следили за мной? Да нет, там же одностороннее. А я, как шпион, прогнал вперед, а потом сразу назад, там спрятаться-то негде. Не было никого. Откуда же он узнал?
— Фил, пойдем. Но учти, у меня мало времени. Садись. Выпьешь?
— За рулем. Хотя давай, всё равно уже. Вчера стукнулся. Крыло помял, фару разбил.
— Всё глючишь?
— Нет. Уже нет… Убили его, Жора. Задавили. На моих глазах. И всё прекратилось.
— Ну, ты же хотел.
— Но не так же!
— А как? Ты все наивничаешь, а на тебе уже двое.
— Что — двое? Кто двое?
— Твой юродивый. И твой налетчик.
— Этого-то я вытащил; должен быть мне благодарен. Хотя от такого не дождешься.
— Не дождешься. Его труп вчера нашли. Говорят, плохо выглядит, даже для трупа.
— Как же… То есть его вытаскивали…
— Да, не от большой любви. Он откусил чужой кусок, его заставили отрыгнуть. А потом, наверное, загрызли, не знаю. Но ты помог, и тебя отблагодарили. Да я тебя не обвиняю, и никто тебя не обвинит.
— Ты меня не обвиняешь? Ты?! А от кого они узнали о моих делах?
— Да ты кричишь о них на весь лес. Мы в лесу, Фил, и сюда всякие звери приходят на водопой. Я тебя не подставлял, но мне не нужны проблемы.
— Каждый за себя? Ну, правильно, табачок врозь.
— Не переводи на меня, Фил. Ведь я тебя предупреждал — и что ты ответил? «Сам знаю, не маленький». Не я всем рассказывал, как меня достал этот юродивый, и не я его заказал.
— Я никого никому не заказывал!
— «И благодарю вас за то, что вы меня поняли и взяли на себя труд выполнить моё желание». Ёросику, Фил.
— Я не говорил этого! Я не говорил! И вся эта твоя японщи-на — чушь, выдумки от скуки!
— Миссионеры из Европы считали японский изобретением дьявола и, по-своему, были правы. Не всё говорится, Фил, а у зверей звериное чутье.
— Я не говорил этого даже внутри, про себя, и не думал этого…
— Кто знает, что у нас внутри и что мы на самом деле иногда думаем. Ладно, извини, надо идти. Да, вот, на всякий случай возьми. Скажешь — от меня. Он адвокат со связями.
— Угу. А гробовщика у тебя нет? На всякий случай.
— Всему свое время.
Вот оно что. Убили. Загрызли. Вот они что из меня вытягивали: не связан ли я с этим, не для того ли я его не опознал. А я им про этого юродивого… эх, дурак! Без меня бы и не узнали: мало ли каждый день ДТП. Теперь и в это вцепятся: пойди найди какой-то джип в таком городе, а я — вот, в руках, и фара битая. Говоришь, кто-то сбил, уехал и помощь не оказал? — так это ты и есть, и это твое собственноручное! Э-эх… сейчас бы в теплое море… Стоп. Опознание! Будет повторное опознание, то есть… То есть Жорка ошибся! Как же я забыл! И с этим «ёросику» тоже.
Совсем уже заяпонился, Косой глаз. Ничего, поживем еще и покупаемся! И психоаналитика подтянем, нас так просто не возьмешь. Сумимасэн!
— Привет, как севооборот?
— Привет, гулёна мать. Тебя Крокодил уже два раза хотел иметь. Не спеши, у него клиент.
— За холодом приехал?
— Нет, у этого, похоже, свой.
— A-а. Так это его горилла за дверью топчется?
— Наверное. Если не твоя. Поскольку тоже интересовалась тобой.
— В каком смысле?
— Добрый день, для кого он добрый. Вы, Фил, где, собственно, пропадаете? Два часа дня.
— С утра на выставке, у стенда, по графику. Ну, позвонили бы, если нужен, я бы приехал.
— Но сейчас вы никуда больше не уходите? Прекрасно. Сева, зайдите ко мне.
Что за дела? Почему не позвонил? И что значит «интересовалась мной»? Ну, значит, спрашивал, где я, приду или нет. Откуда он меня… я его не знаю. Кто там сидит у Крокодила? Душно как здесь. Надо выйти подымить, давно не баловался. Где тут Севкины запасы… Ну кто ж такие курит? Босяк.
— Позвольте, я выйду.
— Закрой дверь и сядь на место.
— То есть… в каком смысле?
— Что, тупой? Повторять надо?
— Н-нет.
Та-ак. И как это понимать? Севку потянули. Что за клиент там? «Со своим холодом». Что это за клиент?
— Филипп Федорович, зайдите, пожалуйста.
Почему так официально? Так подчеркнуто вежливо. Что-то надо… забыл… Черт с ним.
— Здравствуйте.
— Сева, вы можете идти. Знакомьтесь, это Петр Иванович, у него к вам есть несколько вопросов. Ну, не буду вам мешать, да и дела. Как говорится, лед не ждет.
— Садитесь, Филипп Федорович, разговор нам предстоит долгий, а в ногах ведь правды нет, она, хе-хе, повыше. Ну, как работается, Филипп Федорович, как настроение, как успехи?
— Нормально.
— Ну, не скромничайте, Филипп Федорович, ваш руководитель о вас очень высокого мнения. Вы — надежда нашего холодного будущего! Как там эта сеть-то — «Ломаный грош»?
— «Грош цена».
— Да-да, верно, «Грош цена». Так и что с ней? Всё в порядке? Когда заключаете договор?
— Это не мой уровень. Исидор Кириллович сам…
— А почему не вы? Вы же всё подготовили, верно?
— Да, но… там накладки кое-какие.
— Какие?
