– Вот видишь, – тот, что с кольцом, обратился к младшему, – я тебе что говорил, думать надо всегда.
Нет смысла пересказывать весь наш треп – в нем не было ничего особенного. Они меня чуть-чуть беззлобно подначивали, я, в какой-то степени не без удовольствия, поддавался, распускал перед профанами павлиний хвост ученого-изобретателя, впрочем, заботясь о том, чтобы не сказать чего лишнего. День был удивительно приятный, можно сказать, один из последних безоблачных теплых дней этого лета. Золотистый портвейн, легкий ветерок, голоса детей, возвращающихся с озера, доносящиеся с дачного переулка.
Бутылка вскоре закончилась. У меня в доме тоже была бутылка портвейна – я предложил сравнить. Вот так они ненадолго (действительно ненадолго), зайдя вместе со мной, все же попали в дом. Без присмотра один из них (младший) оставался самое большее тридцать секунд. В той комнате, где находится стол, в выдвижном ящике которого лежали ключи от городской квартиры. От моей бывшей квартиры, теперь принадлежавшей моему спонсору М. К. По секрету от него, я сохранил комплект для себя.
Пропажу я, разумеется, заметил не сразу, много дней спустя. А весь смысл этой пропажи осознал позже, в сентябре, после того, как услышал о его гибели. И то не сразу.
3. Страх в литературе и жизни
Зимогор читает мне вслух.
Перед этим он объявляет мне в качестве предуведомления: «Перевод. Потрясающий писатель. Альфред Жарри. Главное у него, конечно, «Король Убю», замечательная пьеса. Первая реплика – «Merdre!» – «дерьмо», но с разницей в одну букву. Я еще не придумал, как лучше переводить. А это из другого произведения – «Страх в гостях у Любви, или Девушка-Страх приходит в гости к Амуру».
С. – У тебя на часах три стрелки. Для чего? А. – Здесь так принято.
С. – Боже мой, зачем эти три стрелки? Когда я на них смотрю, у меня мурашки по коже.
А. – Нет ничего проще. Успокойтесь. Первая показывает часы, вторая минуты, а третья неподвижна. Это знак моего равнодушия.
С. – Ты так шутишь… Вы не осмелитесь претендовать… Нет, ты не осмелишься…
А. – Дернуть за сердечный стоп-кран?
С. – Я не понимаю, о чем вы говорите…
А. – А когда я молчу?
С. – Я вас понимаю лучше.
А. – Ну вот вам и объяснение.
С. – Какое объяснение?
А. – Которого я вам не собираюсь давать.
Я-то знаю причину своего страха, к сожалению, он носит совсем не литературную природу. Вопрос – что мне делать? Сколько можно бояться?
Я был на «проводах тела» М. К. в крематории, а потом на захоронении его праха – маленькой такой пластмассовой урночки.
Я более или менее знаю, как его убили, а после того как сопоставил факты (пропажа ключей), думаю, знаю, кто.
Окна большинства дач по соседству наглухо закрыты на зиму – ставнями, щитами. На этой даче тоже имелся комплект щитов, оставшийся от прежних хозяев.
В начале октября, когда я сообразил, что к чему, я достал их из сарая и закрыл все окна, кроме верхних, мансардных. Днем я снимаю также щит на кухне, чтобы было видно калитку (щит крепится изнутри). Когда я в доме, входную дверь я держу закрытой на крючок, а ночью дополнительно блокирую деревянным брусом. Для этого по сторонам от нее к стенам привинчены скобы – прежние хозяева все предусмотрели. Ничего удивительного, большинство дач, как известно, грабят почти каждый год.
Под подушкой у меня лежит газовый пистолет, а под кроватью топор. Уходя, я все запираю на ключ.
Рациональное планирование – единственное спасение от страха, затягивающего меня, как трясина.
Пока М. К. был жив, я не очень-то спешил восстанавливать Машину. Зачем – чтобы ею воспользовался М. К.?
А если ею воспользуюсь я сам – куда я на этот раз попаду? Контролировать перемещения я еще не научился, не надо строить иллюзий.
Кроме того (хотя бы перед самим собой надо быть откровенным), я боялся, что у меня ничего не получится. Я не до конца понимал, как мне удалось дважды запустить ее в прошлом.
Последние дни перед прежними запусками я работал, как безумный. Можно подумать, ключевой составляющей тоже был страх. Только тогда я боялся КГБ, а сейчас боюсь смертоубийственной шпаны, убийц М. К.
Впрочем… Хоть раз в жизни, в этих неизвестно кому предназначенных записках, можно высказаться откровенно? Между спецслужбами и шпаной нет большой разницы. То же глубинное родство, которое они сами когда-то готовы были подчеркивать в лагере, называя уголовников «социально близкими». Та же готовность, как кошке с мышкой, играть с человеческой жизнью.
Мои ближайшие действия.
а) Проверить свой счет в сберкассе, возможно, ежемесячный спонсорский перевод от М. К. успел пройти, несмотря на его гибель.
б) Съездить в город – за деталями, необходимыми для восстановления Машины.
в) Отремонтировать винтовку Зимогора.
Надо спешить – Зимогор говорил, что недавно он видел моих «волков» в поселке около магазина.
4. В город и обратно
В город я еду на электричке. В сберкассу деньги, к счастью, пришли. Счет, разумеется, рублевый, но в пересчете на доллары у меня есть где-то около полутора тысяч. Доллары могут понадобиться, а в поселке, конечно, ничего не поменяешь. Я снял почти все, но закрывать счет еще рано – вдруг этот перевод из замогилья не самый последний.
Иметь при себе большую сумму денег в наше время небезопасно – но медлить еще опаснее.
Было бы нелепо начинать с магазинов, хотя, на поверхностный взгляд, они ломятся от качественной заграничной техники: там можно купить кое-какие мелочи, вроде хорошего кабеля (инструменты у меня есть), но не то, что мне действительно нужно. Вся надежда на старую записную книжку и на адреса, которые в ней…
Спрашивается, если книжка старая, может быть, в ней все устарело? Нет, не все – конечно, я не спешил, как бы там покойник ни порывался ускорить работы, пока был жив (это его гибель толкает меня вперед лучше любых аргументов), но контакты проверял, чистил… короче…
Мрачный октябрьский денек. В Петергоф я не поеду, хотя самые прочные связи у меня были с мастерскими НИИММ – института математики и механики. Слишком далеко. Что остается?
Развалины (или почти развалины) у воды. Чуть дальше – дымящаяся свалка. Чуть ближе – канал, ведущий к заливу, «ковш» с катерами. Бывшее НПО имени Коминтерна. Развал, разруха – но в экспериментальных мастерских теплится жизнь и даже остались кое-какие старые знакомые.
Это – первый из четырех заводов, которые я решил посетить. Я позвонил по телефону с Финляндского вокзала, доехал на метро до «Василеостровской», поймал машину…
На самом деле я, конечно, понимал, что главной проблемой будет доставка всего, что мне удастся раздобыть, на дачу. Я мог бы, побивая рекорды скорости и потратив часть денег, объехать четыре завода, используя частников, – связываться с таксистами в наше время чистое безумие. Но останавливать случайную машину для вывоза тяжелых деталей – в предположении, что мне их удастся добыть, – идея тоже довольно нелепая.
Можно представить себе эту сцену: я с пятидесятикилограммовым соленоидом ловлю частника в глуши Шкиперского протока. Поэтому еще до звонка на завод я позвонил родителям Гоши и договорился о возможности переночевать у них. Я рассчитал, что утром смогу воспользоваться их машиной.
