Аркин тут же закрыл дверь и попятился.
В передней он сел на деревянный стул и принялся ждать.
— Я же говорила вам, что он занят, — сказала девочка.
— Дада, говорила.
До сих пор он не верил в то, что рассказывали об отце Морозове. Что он себе думает? Изо дня в день этот поп бьется за то, чтобы облегчить страдания других и в то же время своей же рукой заставляет страдать самого себя! Аркину было неприятно думать об этом. Он сидел молча, пока из спальни не вышел священник. Теперь он был в рясе, на лице — привычная мягкая улыбка. Аркин ожидал увидеть в его взгляде удовлетворенность, которую должно было бы принести подобное покаяние, но ничего похожего не нашел.
— Здравствуй, Виктор, я думал о тебе. Доставка гранат прошла успешно?
Поп опустился на стул, и по нему не было видно, чтобы он испытывал какиелибо телесные страдания или был смущен, хотя наверняка слышал, что Аркин входил в спальню.
Аркин выдавил улыбку.
— Да, я потому и пришел. Ящик я пока спрятал у Сергеева в бане, но там небезопасно. За его домом может вестись слежка. Нужно как можно скорее забрать его оттуда.
— А что гранаты? Хороши?
В ответ Аркин запустил руку в мешок и извлек его содержимое: небольшую гранату с металлической ручкой и коробку с патронами. Он передал их священнику, который все внимательно осмотрел.
— Германские боеприпасы всегда были лучшими в мире, — заметил он.
Этот ящик был нелегально ввезен изза границы и должен был стать частью уже приготовленного арсенала. Когда настанет время, он сыграет немаловажную роль. Подобные ящики были спрятаны вокруг всего СанктПетербурга и для безопасности постоянно перемещались из одного места в другое. Несколько ящиков хранились в самом городе в разных местах, чтобы, если будет обнаружен один тайный склад, можно было воспользоваться остальными. Осторожность никогда не бывает излишней, к тому же всегда приходилось опасаться филеров. Аркин постоянно подавлял в себе чувство раздражения оттого, что великая революция вынуждена продвигаться столь медленным шагом.
Неожиданно Аркину вспомнилась Валентина, как она, сидя в автомобиле, приказала ему: «Увезите нас отсюда». Да, это было произнесено высокомерно, но в памяти его засело слово «нас». Не «меня», а «нас». Она в первую очередь думала о Кате. Это ее она хотела спасти, свою ненаглядную маленькую калеку. Он презирал все, за что стояла семья Ивановых (капиталисты и эксплуататоры), но к старшей из сестер он испытывал какоето грубое уважение. В ней он чувствовал ту же безоглядную целеустремленность, которая жгла изнутри его самого.
— Троцкий согласился приехать и поговорить с нами, — сообщил он священнику.
— Добрая весть!
— Нам понадобится церковь.
— Я устрою.
— Ну, мне пора. Любовница моего министра сегодня устраивает вечеринку, и он хочет, чтобы я отвез его.
Туман за окнами сгущался.
— Вот! — Девочка спрыгнула со скамеечки и протянула Аркину толстый кусок черного хлеба с жареным луком. — Меня зовут София.
— Спасибо! — удивившись, произнес Виктор и откусил. Угощение оказалось горячим, в нем было много пряностей и чеснока. — Как вкусно. Спасибо.
— А что у тебя с ухом? — серьезно спросила девочка.
Пуля, выпущенная из вагона, оторвала ему мочку левого уха, и сейчас это место покрылось толстой черной коркой.
— Ничего особенного. Просто царапина. Побаливает немного, но это ничего. — Аркин встретил взгляд священника, и они поняли друг друга без слов.
— А папа говорит, что боль учит.
— Тогда всей России предстоит многому научиться, София.
Он доел хлеб с луком, вышел из дома, запрыгнул в седло и поехал легким галопом в клубящийся туман. Через несколько секунд он скрылся из виду. Одна мысль продолжала пульсировать в его голове: «Всей России предстоит многому научиться».
15
Валентина быстро шагала по Александровской площади. Порывистый ветер гонял по небу облака, отчего по лицу девушки бродили тени.
Как оказалось, ее планы воплотить в жизнь не такто просто.
Она обошла еще три госпиталя и везде слышала один и тот же ответ: «Вы слишком знатны. Вы не справитесь». И это несмотря на то, что она уже могла с закрытыми глазами накладывать бинты, знала наперечет все кости человеческого тела, умела измерять пульс и артериальное давление.
Я справлюсь!
Нужно быть сильной. Она достала из кармана карточку Йенса и снова посмотрела на адрес. Решила идти пешком. Валентина дважды спрашивала у прохожих дорогу и все равно свернула не там, где нужно. Она оказалась на какойто тихой улочке, в конце которой виднелась церковь с белыми стенами. Золотой крест на куполе отбрасывал длинную тень на дорогу. У церкви вокруг небольшой жаровни стояли несколько мужчин, словно ожидая чегото. Когда Валентина проходила мимо, из церкви поспешно вышел молодой мужчина и подхватил два мешка со стоящей неподалеку тележки.
— Что вы здесь делаете, Аркин?
Если бы она вонзила ему нож между ребер, это произвело бы на него такое же действие. Он резко развернулся, покачнулся под весом мешков и выронил один из них. Упав на землю, мешок лопнул, и из него выкатились две картофелины.
Девушка уставилась на мешок. Аркин уставился на нее.
— Как вы здесь оказались? — быстро спросил он.
— Свернула с дороги не там, где нужно.
— Помоему, вы сами не представляете, куда идете.
Когда он это говорил, лицо его не было похоже на привычное спокойное лицо их шофера: резкие черты и уверенный, надменный взгляд. Слова его будто повисли между ними в морозном воздухе, и Валентине захотелось затолкнуть их ему обратно в рот. Вдруг она присела, подняла картофелины и протянула ему.
— Это ваше.
— Спасибо.
Кивнув на мешки, она поинтересовалась:
— Что это вы делаете?
— Помогаю отцу Морозову.
Валентина посмотрела на церковь.
— Это здешний батюшка?
— Да. Он беднякам раздает еду.
Она чувствовала, что Аркин продолжает смотреть на нее, не отрывая глаз.
— Мне нужно попасть на главную улицу. Может, мне лучше повернуть и пойти в обратную сторону? — спросила она шофера.
— Как хотите. Можете идти вперед, а можете вернуться обратно. — У нее вдруг возникло смутное чувство, что он говорил не о дороге, но Аркин указал ей за спину. — Главная улица там.
— Спасибо, — произнесла она и повернулась, чтобы уйти.
Он же поднял мешки и, держа их под мышками, пошел в церковь, не замечая, что из порванного
