Реликтовое качество, оно осталось от мезозойской эры, когда на его далеких предков охотились метровые пауки.
Я сказал, что гарантирую другой эффективный способ охоты.
– И промашки не будет!
Сандуляк повторил:
– Гарантирую… Смело! Напомните, что вы сказали про рыбака, когда я спросил, как именно он рассказывал о гусенице мотылька.
– «…решительно, так, словно падал с пятого этажа».
– А вы мне подходите. Мы с вами способны разговаривать на лингва-франко.
– Пардонтиль, уточните, что имели в виду.
– В смысле: мы оба годимся для этого необычного дела. Я как раз задумал некий удачный ход.
Договаривались на неделю, но резина ожидания растянулась на две, прихватив ещё и понедельник. Весь этот день я размышлял о неудачном стечении обстоятельств.
Я мечтал об июльской жаре. И поперек здравого смысла называл её долгожданной. Нет, жара наступала: настоящая душегубка, 168-е маршрутное такси с размашистой рекламой по бортам «Банька на дровах!» смотрелась вполне уместно. Но был день, и наступал вечер. После сумерек с моря тянул свежий восточный бриз. В старой Одессе его звали загадочным словом «Левант». Бриз пробирал заметной прохладой улицы на обрывах, катал по асфальту красные от помады окурки. Открытый настежь Собачий бульвар шумел листвой, влюбленные на скамейках обнимались на совесть.
Поздним вечером я залезал под теплую махровую простынь, засыпая, вспоминал Аккерманскую крепость. При таком ветре лиман теребила волна, отражение башен мерцало. Даже алчному рыбохвату стоило подумать о серьезном риске. Где-то на зелено-желтой пойме оцепенело сидел мотылёк. Чтобы ожить, ему требовалась ночная температура от 33 градусов, большая влажность, отсутствие ветра – как раз то самое, что именуется невыносимая духота. Тогда у него пробуждалось желание искать любовь.
Была ещё одна подробность, на которую я не обратил внимания сразу. Вейденкеллер, солдат из расчета зенитно-пулеметной точки, располагавшейся перед войной в цитадели, сказал: накануне ночи, когда прилетел мотылёк, на песке у лимана стонали чайки.
Теперь это показалось мне важным.
Я вспомнил, что писал Максим Горький. Про пингвина, который перед бурей «прячет в утесах» некую часть тела, – сейчас было не актуально. Но строчка классика: «чайки стонут перед бурей» – имела разумное обоснование. У чаек полые кости, а ненастье наступает за понижением давления. Это мучительно для многих птиц. Звуки, похожие на стоны, слышать доводилось многим. А перед летней бурей, как правило, наступает редкая духота. Лежа на аркадийском песке, я услышал слова соседа: «Не поверите, но сегодня утром стонали чайки!»
Ехать!
Немедленно!
В Аккерман!
Я ещё не успел собрать дорожную сумку, когда моя квартира на Большом Фонтане задребезжала, словно консервная банка. В телефонной трубке сдетонировал Сандуляк.
– Приезжайте! Бегом!! Вы слышите меня?!
– Кто-то говорил: требуется время, чтобы найти некие реактивы.
– У меня всё готово. Диктую по слогам: «Се-го-дня!» Вы поняли?
Я сообщил теленовость:
– Ожидается буря. Я звонил в Гидрометцентр Черного моря, там подтвердили: давление падает круто, влажность растет – к двум-трем часам ночи в Одессу ворвётся приличная буря. И Аккерман тоже окажется в зоне.
– Нашему мероприятию сие не помеха.
– Як тому, что шансы на приз растут.
Сандуляк хмыкнул:
– А вы молодец. Хорошо копаете. Буря – действительно важно. Именно та, что в июле. Хотя можно надеяться на успех и без резких движений природы. Не забудьте прихватить рисунки, фотографии бабочек, которые обещали. Вы намеревались, как я помню, «прикончить» университетскую библиотеку.
– Конечно, Игорь Петрович. Кроме картинок, я привезу описание каждого вида: размеры, внешний вид, особенности существования.
– И специфику питания?
– Я же сказал: существования.
– Славно! Заканчиваем разговор. У вас через час электричка, а через сорок, если не ошибаюсь, минут – маршрутка. Позвоните мне с дороги, я постараюсь встретить.
Я поторопился сказать ещё несколько слов, они были чрезвычайно важны:
– Игорь Петрович, у меня здесь вопрос.
– Вопрос?.. Откройте форточку – и бросайте с размаху. Хороший вопрос непременно долетит. Я отвечу уже на вокзале.
– Нет, это серьезно. Слово «пальцекрыл» вам ни о чем не говорит?
Голос моего собеседника встрепенулся так, что у меня могло съехать ухо:
– Лихо это вы, молодой человек.
Я спросил:
– В смысле?..
– В смысле нового смысла. «Пальцекрыл» – такое понятие ввел в научный обиход Жорж Кювье, французский палеонтолог. Но пальцекрыл – бытовой, так сказать, термин. А по-латыни – в настоящей, большой науке, это будет звучать, как «птеродактиль». Да, да – тот самый знаменитый летающий ящер. Любимчик Голливуда и персонаж дурных снов. Кстати, птеродактиль не мог подняться с земли: ему обязательно требовались высокие отвесные скалы. Полет чудовища был абсолютно бесшумен, ведь он парил…
На некоторое время я онемел.
Сандуляк был несвойственно для себя любезен и действительно встретил меня на Привокзальной площади Аккермана.
– Как с обещанным: фотографии, рисунки, гравюры? Отогреете Игорю Петровичу сердце?..
Была причина, по которой его довольный вид вызвал у меня раздражение.
Я сказал ему:
– Ваше мыслепроизводство иногда сильно коптит!
– О чём такая грозная речь? – невинно спросил Сандуляк.
– Давайте пока начнём с иллюстраций.
Из дюжины рисунков, картинок и фотографий, которые я захватил с собой в Аккерман, Сандуляк тотчас выбрал одну. Удивительное существо. Чрезвычайно необычная форма крыльев. Название мотылька «пальцекрыл». Я нашёл в папке отдельную карточку, где приводилось подробное описание вида.
Со своими размерами «официальный» пальцекрыл легко помещался в спичечный коробок.
– Вот в такой! – я достал из кармана коробок. И встряхнул его перед носом охотника за исполинскими мотыльками.
Спички имели фирменное название. Его стоило прочитать: «Здравствуй, дерево!» Этот природоохранный товар выпускало товарищество на западе Украины.
Сандуляк индифферентно пожал плечами:
– Ну и что!
Как это ни глупо, но его слова показались мне убедительным аргументом.
Особенно, если знать то, о чем никак не ведал Игорь Петрович.
Вновь слово бывшему немецкому колонисту:
«Я, когда в тот день выезжал из цитадели, свою карацу возле дружка придержал. И Вейденкеллер по секрету шепнул: бабочка махала
– Раз такой спор, – продолжил Сандуляк, – никто не
