хором:
Общий смех раздался по терему. 'Ну, уж, что у тебя за песельницы такие, мастерицы-собаки!' — говорили гостьи.
— Да, живет-таки, хоть поют и спроста. Княгиня! пожалуй же выкушай!
'Что за спесь боярская, — шепнула одна гостья другой, — самой давно хочется, а все-таки отнекивается. Уж куда не люблю я чванных!'
— Машка! — вскричала наконец хозяйка старухе, которая стояла в углу, сложа руки, — стань на колени, проси княгиню! — Эта старуха была кормилица боярыни Старковой.
'Нет, нет! — сказала тогда княгиня, — что ты, милая моя, разрумяная! На что хлопотить старушку твою. — Подай, подай!'
Она взяла чарку. Все другие гостьи поспешно взяли за нею. 'Ну, девки! — сказала хозяйка, взяв в свой черед, и потом отдав им поднос, — спойте, да — смотрите же — не веселую, а заунывную'.
— Да, да! — заговорили гостьи, — когда на сердце весело, то унылой песне, словно другу милому, рад бываешь. Вот тогда печаль ненавистна, когда сама, незваная, пожалует.
Так пели сенные девушки боярыни Старковой. И вдруг среди этого унылого пения их одна певунья радостно воскликнула: Гей, Сдунинай Дунай! Быстрым переходом печальная песня перешла в шумную, плясовую: Ах! где жена была, где боярыня была! — Две девушки выступили на середину комнаты и начали русскую пляску. Они сходились, расходились, подпирались руками, притопывали ногами, искали, манили одна другую, убегали одна от другой. Все говорило в них: взор, поступь, улыбка — это был полный рассказ любви, всех ее страданий, мучений, стыдливости, победы, отчаяния, забвения… Но нам ли описывать Русскую пляску, это создание души русского народа, эту поэзию в лицах, и особливо русскую пляску, не изученную, не чопорную, не прикрашенную чужеземными прыжками и кривляньями, но, как чистый голубь, излетевшую из русского сердца, в первобытной ее простоте и красоте, или красоте и простоте, что все равно! Между тем еще раз песня сделалась унылою — запели о том, как любила молодца красная девушка, любила душевно и сердечно, как разлучила сердца их злая судьбина, и девушка обвенчалась с гробовой доскою, а молодец обручился с саблею острою… Вдруг потом, опять звонко раздались голоса сенных девушек:
Громкий смех раздался по терему, когда эта песня была окончена. Гостьи понемногу становились смелее и говорливее. Женский разговор переливается только в два тона: это голос соловья, когда в женщине говорит сердце, и — щебетанье воробья, во всяком другом случае! Мы не станем пересказывать щебетанья, какое началось тогда между боярыней Старковой и ее гостьями: сердца их молчали! Следующую чарку доброго вина легче взяла и сама спесивая княгиня Авдотья Васильевна, только надобно было пропеть ей Чарочку. Знаете ли вы эту песню, которую перепевали в беседах русских из века в век и при которой все собеседники подтягивают своими голосами? Вот она:
Здесь хор останавливается, и один голос поет:
(поется имя),
