огромного индустриального района Верхней Силезии, который Гитлер в своих приказах именовал 'вторым Руром Германии' и обороне которого он придавал исключительное значение. Однажды в дни наступления в Верхней Силезии мне в необычных условиях удалось поговорить на эту тему с командующим танковой армией, тогда еще генералом, Павлом Семеновичем Рыбалко – одним из выдающихся танковых военачальников Великой Отечественной войны.
Я догнал его на подступах к первому из городов Силезского бассейна. Передовая танковая бригада как раз развернулась, штурмуя укрепления, воздвигнутые вокруг города. Наблюдательный пункт командарма находился на пологом холме, господствующем над окрестностями. Город, пригород и примыкавшие к нему огороды можно было видеть с холма невооруженным глазом. Сам же наблюдательный пункт представлял собой группу из двух танков и нескольких бронетранспортеров; возле них стоял раскладной алюминиевый столик и такой же стул, на котором в темном комбинезоне и сидел командарм, отличавшийся от своих танкистов разве что высокой папахой.
Подошел к нему. Показал телеграфный приказ моего начальства из газеты 'Правда' генерала Галактионова – взять у генерала Рыбалко интервью о новой наступательной операции его армии. Генерал прочел телеграмму и нетерпеливо повернулся ко мне.
– Ну, задавайте ваши вопросы скорее. – При этом он смотрел не на меня, а на поле, где горели два его танка. – Медицина, где, к черту, медицина? Медицину на поле… Чем я занят? Начинаю атаку Силезского района… Точнее, охват. Еще точнее, обходной маневр. Полагаю, полного окружения бассейна не будет, оставим, вероятно, горловину. Для чего? Для ухода противника. Нет-нет, вы не ослышались, для ухода противника. Звучит это, может быть, несколько странно, но командование фронтом, право, задумало операцию именно так. Что осталось бы от красавца Кракова, если бы немец не мог уйти в приготовленную для него брешь? Камни. Только камни. Вы ведь Краков видели после освобождения – почти целехонек. А Силезия – это сгусток промышленных городов. Шахты, бетонные корпуса заводов, стены в метр толщиной. И так сплошь, на десятки километров. Гляньте на карту. Да что карта, вон он, город, смотрите. Перед нами. Для спасения Силезского бассейна командующий приказал мне его не окружать, а охватывать и неожиданно повернул мою армию на Ратибор. Это чертовски трудно было сделать такой маневр. Но видите, сделали.
Командарм помолчал. Отдал несколько отрывистых приказов.
– Вы убеждены, что Силезский бассейн будет взят быстро и малой кровью? Вы в это верите?
– Что такое 'верю – не верю'? Не военный разговор. Приказано взять возьмем. Ясно, что маршал затеял тут в оперативном смысле очень интересный маневр. А раз задумал – доведет до конца. Всегда так бывало. Ну, желаю здравствовать. Кланяйтесь Москве.
Операция по взятию Силезского бассейна, как теперь уже широко известно из военной истории, была осуществлена быстро, даже быстрее намеченных планом сроков, и весь этот сгусток заводов, фабрик, шахт остался почти целым, он взят был ценою минимальных потерь в людях и технике.
Так оправдывала себя тактика охватов, клещей, широко применявшаяся командованием на всем протяжении от Днепра до Одера.
МЕШКИ
И вот форсирован Одер. Форсирован с ходу, на большом протяжении. И тут войска 1-го Украинского фронта столкнулись с новой тактикой врага. Части противника получили приказ ни при каких обстоятельствах не оставлять укрепленные города. Под угрозой жестоких кар они должны были оставаться в окружении и сражаться до последнего солдата.
Так были окружены города Глогау, Оппельн и крупный город Бреслау, располагавший, по разведывательным данным, многочисленным, хорошо вооруженным гарнизоном. Командующий этими войсками генерал Никгоф, по показаниям пленных офицеров, энергичный, крутой военачальник, получил лично от Гитлера приказ удерживать Бреслау любой ценой и быть готовым в любую минуту ударить по тылам советских войск. Словом, превратить город в 'немецкий Сталинград', удержать его любой ценой.
Город был осажден 6-й армией генерала В. А. Глуздовского, которая не превышала по численности гарнизон Бреслау. А войска фронта продолжали наступать на запад, не оглядываясь на оставшуюся у них за спиной весьма внушительную немецкую группировку.
– Не опасно ли, что мы оставляем в своем тылу такие большие города- крепости? Не могут ли их гарнизоны и в самом деле выйти и ударить по нашим тылам? Не многим ли мы рискуем в своем быстром продвижении, имея в тылу столько организованных и боеспособных неприятельских войск? Мне говорили разведчики, что в Бреслау окружено примерно сорок тысяч солдат.
Все эти вопросы я задал маршалу Коневу, встретившись с ним у переправы. Когда машины застряли в образовавшейся на переправе пробке, я взял интервью у маршала.
– Во-первых, уточним: в Бреслау окружено не сорок, а пятьдесят тысяч войск, – отвечал маршал, нетерпеливо посматривая на вереницы машин, теснящихся у спуска к реке. – А во-вторых, новая тактика обороны противника продиктована, вероятно, плачевным положением, сложившимся для него на фронте, – продолжал он, раздельно произнося слова и давая мне возможность записать их. – Противник то ли из-за недостатка времени, то ли от нехватки сил и средств отказался от строительства укрепленных районов и рубежей. Даже здесь, на Одере, мы не дали ему возможности закончить строить сплошные эшелонированные оборонительные рубежи. Бетон дотов даже не застыл: тесто. Вот, по-моему, откуда появилась эта в общем-то, вздорная идея… Но все же надо учитывать, что противник сейчас, во всяком случае на нашем участке, стал делать ставку на укрепленные города. На города-крепости с двойным – внутренним и внешним – обводом, с развитой системой инженерных сооружений. И гарнизоны этих городов получают приказы стоять насмерть. Вы представьте себе, сколько сил, средств потребовалось бы, чтобы, ну, скажем, штурмовать такой город, как Бреслау! В уличных боях мы потеряли бы массу людей и техники.
Командующий нетерпеливо посмотрел на реку:
– Соломахин, скоро там?
– Сейчас, товарищ маршал, вот только госпитальные машины пройдут.
– Так вот, на этот новый яд мы, так сказать, нашли противоядие, продолжал маршал. – Мы обходим эти города и блокируем их. Гарнизон оказывается как бы в мешке. И мы крепко завязываем этот мешок. Выставив надежный заслон, продолжаем наступление. Практически часть войск противника оказывается выведенной из активной игры. Она нам рук не связывает. Немецкие генералы, конечно, люди опытные, хитрые. Но мы хитрее. А на войне, как вы знаете, хитрый и сильного пересилит. Вот и сейчас они уже обеспокоились, атакуют извне Глуздовского, окружившего Бреслау. Хотят выручить гарнизон. Но ничего не выходит. Мешок-то крепко завязан. Не дадим развязать. Понятно это вам, товарищ писатель? Смекаете?
– Товарищ командующий, путь очищен.
– Вижу. Интервью считаю законченным.
Так в финале войны против новой тактики, примененной противником в обороне, была использована новая тактика в наступлении.
СВИДАНИЕ С СИКСТИНСКОЙ МАДОННОЙ
Еще в памятную для меня ночь под Калинином Иван Степанович Конев, у которого в ту тяжелую пору было, как говорится, хлопот полон рот, удивил меня интересом к культурным
