ценностям древнего русского города и заботой о них.
– Прошли мы сегодня с секретарем обкома Иваном Павловичем Бойцовым по улицам, – рассказывал он тогда. – Сердце кровью обливалось, что они сделали с вашим городом. Ваш театр. Он теперь сам похож на декорацию. А Екатерининский путевой дворец, что у Волги, его ведь Матвей Казаков строил. Так? И надо же, взорвали. Чем он им помешал? Это хорошо еще, что мы их быстро изгнали из города…
При штурме Львова артиллеристам был дан приказ по историческому центру города не бить. При освобождении Ченстохова командующий лично направил на самолете двух опытных офицеров-разведчиков с чрезвычайными полномочиями: организовать разминирование церкви Ясногурского монастыря, где хранилась известная католическая святыня – икона божьей матери. Офицеры получили приказ до подхода основных стрелковых частей организовать охрану этой знаменитой иконы. В Кракове вся операция по освобождению города была разработана так, чтобы не дать отступающим минировать и взрывать здания, а артиллеристы получили приказ не бить по зданиям крепости Вавель, хотя это была настоящая и очень мощная для своего, да и для нашего времени крепость.
Когда армии фронта начали бои на землях Саксонии, заботой командующего стал Дрезден, красивейший город на Эльбе. Конев по альбомам изучал этот город, знал, что в центре его во дворце Цвингер находится знаменитая художественная коллекция, стоящая по своему значению где-то рядом с нашим Эрмитажем, Британским музеем, французским Лувром.
Авиация западных союзников в феврале совершила на Дрезден два гигантских налета. Тысячи самолетов две ночи обрушивали на город бомбы разных калибров.
Разведчики докладывали, что центр города – сплошные руины. Улицы превращены в развалины, почти недоступные для движения транспорта, под руинами погребены многие тысячи трупов, которые с наступлением теплой весенней погоды стали разлагаться.
Дворец Цвингер, который, если судить по художественным репродукциям, выглядел как изысканнейшее каменное кружево, представлял собой сплошную развалину, по которой трудно было даже угадать его контуры.
– А Дрезденская галерея? – спросил Конев.
– Она была эвакуирована и спрятана, по слухам, где-то в горах, ответил командир разведгруппы, ходившей в город. – Никто не знает где. Говорят, что те, кто ее прятал, были потом уничтожены.
Маршал тотчас же вызвал к телефону командующего 5-й гвардейской армией, в разгранлинию которой входил Дрезден и ближайшие его окрестности, и приказал энергично заняться розысками исчезнувшей галереи.
На следующий день ему доложили, что группа людей во главе с известным московским искусствоведом майором Л. Н. Рабиновичем приступила к розыску картин.
Время было горячее. Все армии фронта находились в наступлении. Но маршал вызвал к себе майора для личного доклада.
– Самое страшное то, что сокровища могут погибнуть от случайной бомбы или снаряда. Тогда человечество не простит нам, – с пафосом, чуть не плача, докладывал майор. – Там Рафаэль, Рубенс, там Брейгель, Дюрер, Л. Кранах.
– У человечества нам не придется просить прощения, – остановил его маршал. – Однако мы должны сделать все возможное и невозможное, чтобы предотвратить гибель картин. Вам одним это не под силу. Создадим специальную команду. Подключим к делу разведку и седьмой отдел. Будете действовать совместно с ними. – И добавил: – Я вызову из Москвы бригаду искусствоведов.
Прошло несколько дней. Прилетели специалисты во главе с искусствоведом Натальей Соколовой. Их наскоро переодели в военное. Присвоили им звания. В штабе 5-й гвардейской армии появились странные майоры и подполковники в грубых солдатских шинелях. Маршал продолжал интересоваться ходом поисков. И вот однажды ему доложили, что прибыл майор Рабинович со всей своей командой.
– Пригласите.
Адъютант впустил к нему группу тех самых майоров и подполковников, на которых с улыбкой смотрели боевые офицеры, называя их между собой 'ряжеными'. Они были так взволнованы, что еле могли связно говорить.
– Дрезденская галерея обнаружена.
– Где?
– Недалеко отсюда. В штольнях каменоломни на Эльбе, – доложил майор.
– Картины целы?
– Мы просмотрели лишь несколько полотен. Больше не успели. Вы же приказали немедленно доложить. Но кажется, в общем-то, целы, хотя сильно попорчены влагой и перепадами температур.
– Спасти можно?
– Если принять экстренные меры.
В тот же день вслед за боевым донесением в Ставку была направлена телеграмма с просьбой выслать на фронт опытнейших реставраторов.
Через час сам командующий стоял уже в каменном распадке, где находились копи. 'Как сейчас помню, – напишет он потом, – открывшееся тогда перед нами зрелище. Уходившая в глубь каменоломни железнодорожная ветка, по которой вывозили камень, сохранилась, но выглядела так, будто здесь все давно уже заброшено… Кругом запустение, словно стоишь на худом, давно покинутом деревенском дворе. Все заросло травой, крапивой. Никому и в голову не могло прийти, что здесь спрятано что-то ценное, а тем более знаменитые полотна'. Хитро все было замаскировано. Даже вблизи не могло возникнуть никаких подозрений.
Я тоже хорошо помню это первое свидание с шедеврами Дрезденской галереи. Когда, миновав запущенный участок, открыли одну дверь, потом другую, оказались в большой пещере, и оттуда со всех сторон смотрели знакомые по репродукциям лица, изображенные великими мастерами. Мы просто застыли в изумлении. Какое-то волшебное царство, и только.
А у картин, как гномы из древних немецких легенд, тихо двигались ученые с интендантскими погонами.
Они и доложили маршалу в первый его приезд, что, в общем-то, шедевры целы. Но близкие разрывы бомб, сброшенных, вероятно, во время налетов союзников, раскачали камни, своды пещеры. В помещения затекла вода, картины отсырели, покрылись плесенью. Участвовавшая в разговоре искусствовед Наталья Соколова дотронулась носовым платком до поверхности одной из картин, и на платке осталось сырое черное пятно.
– Надо сейчас же все эвакуировать в сухие помещения, – сказал маршал и распорядился отвести для этого летний дворец саксонских королей, оказавшийся совершенно целым.
Любуясь Сикстинской мадонной, которая как бы шагала по облакам в голубом сиянии небес, прижимая к груди очаровательного малыша, маршал пришел к неожиданному решению:
– Знаете что, отберите десять наиболее ценных полотен, я их отправлю в Москву для немедленной реставрации. Самолетом.
Эта мысль, к его удивлению, повергла Соколову в совершенный ужас.
– Сикстинскую мадонну самолетом? Бог с вами, товарищ командующий. А если самолет упадет?
– Это отличный самолет. Мой самолет. Опытнейший экипаж. Во фронтовой зоне дадим воздушную охрану. Я сам на этом самолете летаю.
– Но вы же маршал, а она мадонна, – совершенно искренне произнесла Соколова.
Маршал рассмеялся:
– Что верно, то верно. Разница кое-какая есть.
