Гвоздева (последние представляют собой четыре стоящие посредине пролива скалы-колонны), а затем — само азиатское побережье. Кук видел лишь три из упомянутых скал; четвертая — остров Ратманова, как его назвал Коцебу (это открытие принадлежит ему). Мы прошли пролив вдоль американского берега на удалении примерно 3 миль от суши днем за 2 часа.
Здесь я должен ответить на вопрос, который в глазах ученых символизирует непрерывный прогресс времени и истории. Вы, упрямцы, отрицающие движение, не желающие даже допустить его существование, посмотрите, ведь вы сами движетесь вперед. Разве вы не раскрываете сердце Европы по всем направлениям для судоходства, железных дорог и телеграфа? Разве тем самым не обретают крылья обычно медленно ползущие мысли? Это дух времени, который, будучи сильнее вас, овладевает вами. Гаусс{128} из Гёттингена осенью 1828 года в Берлине задал мне вопрос, который с тех пор ставили передо мной не раз: можно ли проводить геодезические измерения и триангуляцию с Азии в Северную Америку? На этот вопрос я даю однозначный утвердительный ответ. Обе опоры водных ворот — это высокие горы, находящиеся на виду одна от другой. На азиатской стороне они круто поднимаются над морем, а на американской — окаймляют примыкающую к ним низменность. У азиатского берега море глубже и течение, устремляющееся в пролив с юга со скоростью от двух до трех узлов, сильнее. На азиатской стороне пролива мы часто видели китов и бесчисленные стаи моржей. Пики гор возвышаются над покровом тумана, который летом обычно стелется над морем. Но бывают и такие дни, какой выдался, например, 30 июля 1816 года.
Когда нашим взорам стал открываться низменный американский берег, впечатление было такое, словно его коснулся своим жезлом волшебник. Он густо населен и усеян ярангами, окруженными помостами. И кругом торчат колья, китовые кости и стволы деревьев. Все это мы увидели сначала на горизонте в отражении миража, удлинявшего и изменявшего очертания. Казалось, там, вдали,— неисчислимый флот, целый лес мачт.
Мы следовали в востоко-северо-восточном направлении вдоль противоположного берега, держась как можно ближе к суше на глубине 5–7 футов. Побережье, за исключением редких пятен на возвышенностях, было свободно от снега и покрыто зеленью. Утром 31 июля мы бросили якорь там, где низменный берег как бы прерывался, словно это было устье реки или вход в морской залив. Мы высадились напротив нашей стоянки и очутились на голом, плоском острове, который, словно речная плотина, наполовину преграждал широкий, бегущий через низменность поток. В этом районе на карте Коцебу показаны острова Сарычева и бухта Шишмарева. Глубина в середине более широкой северо-западной части бухты достигала 8 футов, и во время прилива поток оттуда устремлялся в сторону суши.
На острове Сарычева мы вновь столкнулись с игрой миража. Я увидел пред собой водную поверхность, в которой отражался низкий холм, тянувшийся вдоль противоположного берега, и пошел по направлению к воде, и вдруг она исчезла, и я посуху достиг подошвы холма, а когда прошел примерно половину пути, Эшшольцу, стоявшему там, откуда я начал свой путь, показалось, будто я по самую макушку погрузился в дающий зеркальное отражение слой воздуха. И в таком укороченном виде я был похож скорее на собаку, чем на человека. Продвигаясь к холму, я все больше выходил из этого слоя, и, поскольку зеркальное отражение удлиняло рост, теперь я казался Эшшольцу очень высоким, прямо-таки гигантским и тощим.
С феноменом миража можно, впрочем, встретиться и на обширных пространствах наших торфяных болот, например близ Линума{129}, где мне довелось его наблюдать. Он виден в вертикальном направлении. Наиболее удобно изучать условия, при которых он возникает, на поверхности длинных, освещенных солнцем стен (например, кольцевых стен Берлина к югу и западу за чертой города), постепенно вплотную приближая к ним взгляд. Когда суша поднимается над горизонтом, как говорят моряки, линией горизонта считается ближе расположенный к глазу край образуемой самым низким слоем воздуха зеркальной поверхности; но в действительности эта линия лежит дальше, чем видимый горизонт. Я полагаю, что это заблуждение во многих случаях может оказывать влияние на астрономические наблюдения, вызывая ошибку порядка пяти, а может быть, и более минут. Таким образом, миражи наряду с девиацией, или отклонением магнитной стрелки, наблюдаемые на борту корабля, надо отнести к числу тех причин, которые в полярных районах влияют на точность астрономических наблюдений и гидрографических съемок побережий. О девиации было известно еще до начала нашего путешествия (см. труды Флиндерса, Росса, Скорсби{130} и др.). Не думаю, кстати, что О. Коцебу принимал во внимание миражи или девиацию.
Мы высадились на берег у яранг, покинутых людьми. Там осталось лишь несколько собак. Мы воспользовались случаем, чтобы ознакомиться с постоянными зимними жилищами этих людей. Капитан Коцебу описал одну из таких яранг (т. 1, с. 152){131}. Более наглядными были бы план и эскиз.
Помещение — квадрат со стороной 10 футов, стены— 6 футов высотой, потолок сводчатый, наверху четырехугольное, затянутое пузырем окно. Постройка сделана из балок, изнутри гладко обтесанных. Спальным местом служат нары высотой 1,5 фута, расположенные напротив двери. Они занимают треть помещения. Вдоль стен тянутся, напоминая лестницу, полки, на которых размещаются утварь и орудия труда. Дверь — круглое отверстие посередине стены, 1,5 фута в поперечнике. Похожая на ходы в кротовых норах штольня выложена деревом; стоять во весь рост там можно не везде. Она соединяет внутреннюю дверь помещения с четырехугольным выходом высотой 3 фута, огражденным двумя земляными валами и открывающимся на юго-восток. От главного хода ответвление ведет к яме, где хранится зимний запас — куски сала размером с фут, здесь же решета с длинными рукоятками, чтобы их доставать. Главное помещение и переходы снаружи присыпаны землей.
Пока мы рассматривали все это, парусная байдара с островитянами подошла со стороны моря к юго- западному входу в бухту, направилась вдоль побережья на восток и затем скрылась из виду. Двое мужчин, каждый в одноместной байдаре [каяке], появились со стороны материка и принялись наблюдать за нами, но мы так и не смогли уговорить их приблизиться.
Одноместная байдара для этих людей — то же, что конь для казака. Она представляет собой узкий, длинный, заостренный в передней части пузырь из моржовых шкур, который натянут на легкий деревянный каркас. Посередине имеется круглое отверстие. Туда садится человек и вытягивает ноги. Он соединен с лодкой кожухом из камлейки, имеющим такую же ширину, что и отверстие. Сидящий в лодке завязывает кожух под мышками. Держа в руках легкое весло, балансируя, как всадник на коне, он стрелой несется по зыбкой поверхности. Перед ним в полной боевой готовности лежит оружие. Это транспортное средство у различных народов почти одинаково по своему устройству и хорошо известно из описаний путешествий и по изображениям. Его демонстрировали и сами эскимосы в европейских столицах. Наоборот, большую байдару, женскую лодку [умнак], можно сравнить с тяжелой повозкой в караване кочевников.
Когда вечером мы возвращались на свой корабль, за нами следовали три байдары — в каждой по десять человек. Они подошли к одной из наших лодок, отставшей от других, в которой находились капитан, лейтенант Шишмарев и только четыре матроса. Эскимосы, по-видимому незнакомые с огнестрельным оружием, заняли угрожающую позицию, но воздержались от враждебных действий и сопровождали лодку до самого корабля; однако мы так и не смогли уговорить их подняться на борт «Рюрика».
Мы двигались прежним курсом вдоль такого же низменного побережья до тех пор, пока днем 1 августа не оказались у входа в обширный морской залив. Берег к востоку терялся из виду, а вдали на севере виднелись высокие предгорья. Ветер улегся; мы бросили якорь; течение с силой устремилось в залив. Складывалась весьма многообещающая ситуация. Возможно, мы находились у входа в пролив, отделявшего сушу на севере от континента подобно острову. Этот пролив мог стать искомым проходом. Капитан Коцебу приказал высадиться на берег, чтобы взобраться на холм и с его вершины обозреть окрестности. На этом месте, обозначенном на карте капитана как мыс Эспенберг, к нам пришли местные жители. Как и подобает храбрым мужчинам, они показали нам, что вооружены для войны, но готовы и к миру. Именно здесь, еще до того как мы их увидели, я один, безоружный, занимаясь на свой страх и риск сбором растений для коллекций, неожиданно столкнулся с группой, состоявшей примерно из двух десятков мужчин. Поскольку у них не было причин меня опасаться, они приблизились ко мне, как друзья. Я захватил с собой трехгранные иголки, которые можно купить в Копенгагене; они служат здесь ходовой монетой. Изготовляются они на потребу жителей, подобных встреченным нами, ими торгуют в Гренландии. Ушко — ненужная деталь. Нить из звериных жил крепится непосредственно к стальному стержню. Я вынул коробочку с иголками и, начиная
