образом, и не думаю, чтобы европейцы могли бы относиться лучше, чем мы, к чужим народам, «дикарям» (капитан Коцебу тоже называет эскимосов «дикарями»); наши матросы в полной мере заслужили похвалу, которую им адресует капитан. Однако, если бы местные жители взялись за оружие, чтобы отомстить за осквернение могил, на кого пала бы ответственность за кровопролитие?
Ночью нас потревожила большая группа жителей Америки, прибывшая на восьми байдарах из района мыса Обманчивого и устроившая свой лагерь напротив нашего. Их превосходство в силе требовало от нас осторожности; мы выставили сторожевые посты и зарядили ружья. Теперь мы заняли по отношению к ним ту же позицию, какую незадолго до этого один из них занимал по отношению к нам. Желая уклониться от тягостного визита, капитан еще ночью приказал свернуть лагерь и сесть на весла. Однако был отлив, и море изобиловало мелями, которые мы не заметили во время прилива. Похоже, что капитан считал положение весьма опасным. «Я не видел никакого выхода, чтобы избежать смерти» — вот его слова. Правда, я был на той байдаре, которая подвергалась меньшей опасности. Наступивший день вывел нас из затруднительного положения. Ценой большого напряжения сил матросов мы благополучно вернулись на корабль.
13 августа, после того как аборигены на двух байдарах посетили корабль, «Рюрик» снялся с якоря. Мы приблизились к высоким предгорьям, ограничивавшим вход в залив Коцебу с севера. Густонаселенная низменность расстилается перед горами и объединяет все горные массивы, которые со стороны моря можно принять за острова.
Главная задача летней кампании была решена удовлетворительно, и мы прекратили здесь исследования. Снова войдя в густой туман, мы пересекли участок моря, расположенный к северу от пролива, и направились в сторону азиатского побережья, намереваясь пройти вдоль него, чтобы потом войти в бухту Св. Лаврентия в стране чукчей. Возможно, что время, которое мы провели бы в этой бухте, мы смогли и должны были бы использовать для проведения рекогносцировки в северном направлении. Эта рекогносцировка при благоприятных обстоятельствах могла бы стать более успешной, чем при неблагоприятных — предусмотренная вторая кампания.
Южный ветер дул непрерывно, затрудняя плавание; глубина моря увеличилась, температура понизилась, и море вблизи азиатского побережья было холоднее. В ночь с 18 на 19 августа корабль лавировал против ветра и течения, проходя через пролив между мысом Восточным [Дежнева] и островом Ратманова. Утром, когда мы полагали, что достигли высот у бухты Св. Лаврентия, оказалось, что мы находимся у мыса Восточного (максимальная, отмеченная на карте глубина моря там 30 футов). Луч света, прорвавшийся сквозь туман, дал нам возможность увидеть передовые цепи гор, и мы направились туда, в полдень бросили близ них якорь и тотчас же на двух лодках поспешили к берегу. Чукчи встретили нас на берегу так, словно мы прибыли с государственным визитом,— дружественно и вместе с тем торжественно, что нас весьма сковывало. Они усадили всех на разостланные шкуры, но не пригласили в свои жилища, расположенные дальше на холме. После того как им были вручены подарки, несколько чукчей, в том числе две знатные особы, последовали за нами на «Рюрик». Прежде чем подняться на борт, каждый из них преподнес капитану лисью шкуру, а затем уже вместе со свитой бесстрашно ступил на палубу. Капитан Коцебу провел их в свою каюту, где висело большое зеркало. По этому случаю он заметил: «Северные народы боятся зеркала, а южные, наоборот, смотрятся в него с видимым удовольствием».
После обеда мы воспользовались попутным северо-восточным ветром, чтобы продолжить плавание. В предыдущие дни нам встречались по одному, по два моржа, теперь же в районе мыса Восточного их бесчисленные стада оглашали воздух ревом. Вокруг резвилось множество китов, пуская вверх высокие фонтаны воды. Мы плыли по направлению к бухте Си. Лаврентия в дождь и в туман. Днем 20 августа «Рюрик» был уже у входа в нее, погода прояснилась, и в 3 часа мы бросили якорь за маленьким песчаным островом, защищавшим гавань.
От ближайшего берега, где на противоположном склоне холма стояли палатки чукчей, отчалили две байдары по десять человек в каждой. Они с пением приблизились к нам, однако держались на некотором расстоянии от корабля и, лишь получив приглашение, бесстрашно поднялись на палубу. Мы готовились отправиться на берег, и гости, довольные нашей щедростью, сопровождали нас. На своих легких суденышках они плыли гораздо быстрее, чем мы на своих лодках, и потешались, видя, как матросы безуспешно пытались перегнать их.
Болотистая почва и снежные поля, разреженная растительность с заметным участием альпийских видов, холмы и склоны, покрытые обломками горных пород; выше поднимаются голые стены скал и зубцы гор, покрытые снегом всюду, где он только может держаться. Застывшая зимняя страна.
Здесь стояло двенадцать больших вместительных палаток из шкур животных, которых мы еще доселе не видели. Один старик, по-видимому, обладал властью над соплеменниками. Он с подобающими почестями принял гостя, появление которого все же не могло не показаться ему подозрительным. Чукчи у себя дома, в родных горах — независимый, непорабощенный народ. Они признают верховную власть России, но это проявляется лишь в том, что они уплачивают налог на базарах, где ведут взаимовыгодную торговлю с русскими.
Один из матросов, которых мы взяли на Камчатке, немного говорил по-корякски и мог здесь с трудом объясняться. Капитан раздал подарки, но уклонился от ответных даров, что показалось этим людям весьма странным. Он попросил лишь свежей воды и нескольких оленей, которые и были ему обещаны. Однако, чтобы доставить их из внутренних районов, потребовалось два дня. Обе стороны расстались довольные друг другом.
Не могу умолчать о характерной особенности этих жителей Севера, невыгодно отличающей их от привлекательных полинезийцев. Один из ораторов на упомянутых выше важных переговорах, стоя перед капитаном и не прерывая беседы, сохраняя вместе с тем почтительность, расставил ноги и помочился из- под парки.
Мы приготовились к тому, чтобы на следующий день отправиться на шлюпках в отдаленную часть бухты, однако 21 августа погода изменилась к худшему, и поездку пришлось отложить. Нас посетили чукчи, прибывшие на шести байдарах из Нунямо в Мечигменском заливе (где некогда высаживался Кук). Они с песнями обогнули корабль и доверчиво поднялись на борт. Чукчи быстро завязали дружбу с матросами, а стаканчик водки развеселил их. Они устроили стоянку на берегу, где мы их посетили и смотрели их пляски, показавшиеся нам, впрочем, малопривлекательными.
22 и 23 августа мы осуществили намеченную экспедицию на шлюпках и на байдаре; ее результаты отражены на карте Коцебу. Внутренняя часть бухты необитаема. На берегу, где в первый день был устроен дневной привал, охотники-чукчи преподнесли нам несколько морских птиц и двух только что убитых тюленей. Сперва охотники хотели бежать от нас, но, получив подарки, стали друзьями. Птиц мы съели сразу, а тюленей оставили, чтобы на другой день взять на корабль. Однако ночью кто-то, вероятно песцы, полакомились ими, и пришлось их выбросить. В отдаленной части бухты, где мы разбили лагерь, характер ландшафта и растительности не менялся. Ивы приподнимались лишь на несколько дюймов над землей. Скалы вокруг нас были сложены белым мрамором. Ночью все на поверхности покрывалось инеем.
Вернувшись днем на корабль, мы узнали, что прибыли наши олени, и отправились за ними на берег. Не которые были уже забиты, других зарезали на наших глазах. Оленина — это действительно превосходное блюдо, но она особенно вкусна после того, как в течение долгого времени вы питаетесь старым соленым мясом и пахнущим рыбьим жиром мясом морских птиц или еще чем-либо в этом роде! Я совсем забыл о тюленях, хотя то, что мы их бросили, не желая доедать после песцов, казалось мне неоправданным предосудительным расточительством. Тогда же чукчи на песчаном острове разделали кита; они предлагали нам куски жира, но мы довольствовались олениной.
Вечером к нам снова пришли с визитом. На одной из байдар был мальчик. Он строил уморительные рожицы, что было вознаграждено несколькими листьями табака. Ободренный успехом, он стал неистощим на обезьяньи ужимки, которые с природной веселостью воспроизводил вновь и вновь, требуя за них награду и получая ее. И под этими небесами смех, по меткому выражению Рабле, был неотъемлемым свойством людей, когда человек, сохраняя еще независимость, радуется свободе, которой он пользуется от рождения. Вскоре на Уналашке мы встретим ближайших родичей этих веселых жителей Севера, совершенно разучившихся смеяться. Я знаком с самыми различными формами общественного устройства, жил среди разных народов. Довелось мне видеть соседние народы, принадлежащие к одной и той же семье, одни из которых можно было назвать свободными, а другие — зависимыми. У меня никогда не было причин