течи. Для этого в одно из отверстий для откачки воды надо было опустить лот, и это поручили сделать молодому унтер-офицеру, который не отличался особой смелостью. Он испугался, побледнел, ибо ему показалось, что в трюме полно воды, о чем он и доложил капитану. Стали тщательно выяснять: намокла ли только веревка, или вода просочилась в отверстие? Оказалось, что внутрь судна вода все же не проникла.
Среди своих бумаг я не нашел нескольких стансов, сложенных в часы вынужденного безделья. Могу вспомнить лишь один из них, который и приведу здесь ради курьеза. Ведь не так уж много стихов пишется по-немецки на Уналашке или близ нее.
Жизнь нашего Каду, этого нового Одиссея в тропиках, в обширной акватории, равной Атлантическому океану, была весьма кипучей, деятельной. Каду никогда не видел, чтобы вечно текущие лазурные волны останавливали свой бег, чтобы пышная зелень лесов увядала, и теперь, в эти дни, он впервые наблюдал, как затвердевает вода, как падает снег. Я не хотел заранее ничего ему рассказывать о нашей ужасной зиме, чтобы он не счел меня лжецом прежде, чем сам все увидит, и мои слова окажутся печальной правдой.
17 апреля мы пообещали нашему другу, что завтра его взору предстанет земля с высокими, зубчатыми, сверкающими белизной вершинами. Ветер улегся, и вечером 18-го показались Алеутские острова.
Мы находились к западу от Уналашки. На южных низменностях снег уже растаял. Китов, обычно проводящих лето в этом районе, еще не было. Возможно, те самые киты встретились нам между 45° и 47° сев. широты. В это время года на севере Великого океана не было таких продолжительных, устойчивых туманов, как в прошлом году, когда мы находились здесь в мае — июне.
Удивительно красиво 21 апреля выглядели покрытые снегом горы Умнака в кроваво-красных лучах восходящего солнца на фоне темных облаков. В этот день мы попытались пройти между Умнаком и Уналашкой. Вдруг ветер изменился, все кругом потемнело от налетевших снежных вихрей. Положение стало небезопасным. «Близился час нашей гибели, когда ветер неожиданно спасительно переменил направление»,— писал капитан Коцебу. Ночью мы вышли в открытое море к югу от Уналашки.
22 и 23 апреля при ясной погоде и слабом ветре, который часто прекращался, мы искали проход к востоку от Уналашки. 24-го, держась прямо против ветра, мы прошли пролив между Уналашкой и Уналгой. «Рюрик» шел, с трудом преодолевая весьма сильное течение, которое можно было сравнить с прибоем. Пушечным выстрелом мы просигналили показавшейся вдали четырнадцативесельной байдаре, чтобы та приблизилась; она подошла, когда мы при полном штиле стали у скалистого выступа. Ветер перешел в шторм, сопровождавшийся бесчисленными снежными вихрями. Сначала мы стали на якорь в открытой бухте, а 25-го нас отбуксировали во внутреннюю бухту, где неподалеку от селения Иллюлюк было брошено четыре якоря.
В тот год зима отличалась необычным обилием снега, толстым слоем покрывавшего склоны. Природа еще не проснулась, растения не цвели, кроме вороники
Корабль, чей бугшприт был сломан у основания, остальные мачты повреждены, такелаж пришел в негодность, медная обшивка содрана и лишь замедляла ход, необходимо было разгрузить и килевать, предстояло также заменить оснастку, укоротить и отремонтировать старый бугшприт. Дел было много, и работы начались незамедлительно.
Все, что капитан в свое время потребовал для оснащения нашей второй экспедиции на Север, было частично готово, частично еще находилось в работе и вскоре было завершено. 27 мая из Кодьяка прибыли два переводчика, говорившие на языках народов северного побережья Америки, среди которых жили. Они производили впечатление знающих людей.
Капитан переехал на берег к Крюкову, агенту Компании{186}, у которого мы только питались, но жить продолжали на корабле. К нашей радости, каждую субботу топилась баня.
Пища наша состояла в основном из рыбы (лосось и крупная камбала). Воистину, воистину — самая скверная пища, какую только можно найти. Зато большой рак
Из животных, взятых на Оваи, мы сохранили в качестве подарка для жителей Уналашки супоросую свинью (на Уналашке уже были свиньи — в другой части острова — в Макушкине (Макушине]). Свинью, опоросившуюся в первые дни нашего пребывания, кормили рыбой; один поросенок попал к нам на стол; пища матери сообщила его мясу нестерпимый привкус рыбьего жира, который не был так противен даже у морских птиц и млекопитающих.
Выше уже отмечалось, что в отношении питания и запасов продовольствия положение на «Рюрике» было не из лучших; кладовые и погреба нуждались в наведении там порядка, для чего была учреждена должность ключника; ее доверили Хорису, обладавшему склонностью и талантом в такого рода делах. Он действительно наладил питание, и мы чувствовали себя прекрасно. Когда в августе мы покидали Уналашку, Хорис позаботился о том, чтобы запастись яйцами морских птиц и засолить щавель, и мы лакомились всем этим еще в поясе тропиков. В Хана-руру и Маниле у сочувствовавших нам капитанов судов он достал разные приправы и пряности, которых у нас не было. Время от времени он организовывал на «Рюрике» выпечку хлеба и т. п. На море все эти вещи гораздо приятнее, чем на суше. Хорис ко всему прочему знал толк в экономии. Но наш друг Логин Андреевич, претворяя свои замыслы в жизнь, действовал с чрезмерным рвением и в соответствии с тем, как он понимал значение своей новой должности, что мне лично не всегда нравилось. Например, вечерами, когда я возвращался с гор, где, выполняя служебный долг, занимался сбором растений и потому пропускал время трапез на корабле, все шкафы были уже заперты, и я не мог получить ни стакана вина, ни сухаря — единственного, на что скромно рассчитывал. И надежды на лучшие времена не было, ибо гостиниц и ресторанов на Уналашке не найти. Итак, новый порядок складывался не в мою пользу. Однако вмешался честный Зыков, также пользовавшийся авторитетом на судне, и сломил упорство реформатора. Положение изменилось к лучшему, и мне больше не приходилось голодать.
Крюков в отношениях с капитаном как в служебных, так и в других делах был почтительно-услужлив, порой даже слишком. Более влиятельному, чем он сам, капитану он оказывал услугу хотя бы тем, что удовлетворял все запросы Хориса, охотно использовавшего эту возможность в своих интересах. Мои
