Такие вот особенности русской национальной арифметики.
– Юра, а что мы будем делать, если и нас… – произнесла Людмила Петровна. – Я не представляю. И людей ведь у нас теперь сколько…
– А что у нас отнимать? Твои тридцать соток возле бабкиного дома? Не смеши.
– А ты меня не бросишь, если что? Не уедешь, как все?
– Давно бы уехал, если бы хотел, – проворчал Юрий. – А я тебе хотел помочь. А теперь, когда от нас с тобой столько людей зависит, тем более. По-хорошему, надо бы уже и гостиницу построить, с баней или с сауной. Ресторанчик. Повара если найти хорошего, так и из города бы стали за этим ездить, это сейчас востребовано. А тут у нас еще и культурная программа: кому золото, кому эротику, кому Серебряное копытце с малахитовой шкатулкой. Расширяться надо, Людмила. Тесновато уже.
– Боюсь я, Юра, – вздохнула она. – Отнимут все, как у Ивана. И Гаряевых боюсь, они на меня волками смотрят, может, им сболтнул кто, что это мы Тимку в армию хотели спровадить? Веришь, после того пожара просыпаться боюсь по утрам. Сразу думаю, а не случилось ли чего за ночь?
– А ты не бойся! – притянул ее к себе Юрий. – Ты не одна. У тебя я есть. А у меня – ты.
Но Людмила Петровна, похоже, обладала даром предвидения. И через неделю после их поездки в Озерки на сельском сходе Галина Гаряева объявила, что отвод на сто гектаров пахотных земель возле села получила московская фирма «Голд», которая уже весной начнет разработку сразу двух месторождений медно-никелевых руд, Сахаровского в Озерках и Точильногорского – здесь, в Большом Шишиме. И пока народ осмысливал новость, поспешно добавила, что польза налицо: наконец появятся новые рабочие места.
Людмила Петровна выяснила, что эти самые сто гектаров начинаются как раз у домов, стоящих на Лесной улице. Туда же попадают и луг, и Талый Ключ, и часть ближайшего леса. К тому же давно, еще при первой встрече, сказанные ей Иваном слова про то, что российских фермеров отпустили в свободное плавание, но не предупредили, что плыть придется в соляной кислоте, сбылись до странности буквально.
– Понимаете, они уже начали пилить сосны! А там же еще старое кладбище! – чуть не плакала Людмила Петровна. – И к весне здесь будет территория рудника! Промышленная зона! Дорогу построят, машины станут ездить грузовые. Ладно, пусть мое дело летит к черту! Но ужас в чем? Мы узнали, что никель будут добывать методом подземного выщелачивания!
– Нет, подожди, Людмила, это я так с ходу перевести не могу! – взмолилась Анфиса Романовна, вытирая пот со лба. – Я с химией вообще дела не имела. Мне надо в словарь заглянуть.
Мужчина, которому она переводила, выглядел в доме Людмилы Петровны неуместно, как пингвин в стайке воробьев. Он был одет в дорогой костюм, розовую рубашку, к которой прилагался сиреневый галстук, а также запонки. Но брюки при этом были заправлены в мягкие белые валенки, расшитые маками и васильками, а шея странного господина была замотана в длинный вязаный шарф. Он сидел во главе стола, по правую руку от него – переводчица, Анфиса Романовна, по левую – сияющий, как начищенный самовар, Джон Спарроу. С краешку стола примостились Людмила Петровна, Иван и Родин. На единственном диване лежала миссис Спарроу, тяжело перенесшая многочасовой перелет. Остальные – дед Семен, Петр Борисович, Саня с Верой, Геннадий и Люба – сидели где придется, притащив в гостиную все имеющиеся в доме стулья и табуретки. И все, как один, не отрывая глаз, смотрели на человека в валенках.
Его звали Джералд Кингселл, и был он известным в США правозащитником и не менее известным экологом, профессором двух или трех университетов. По роду своей деятельности бывал и в Африке, и в Гренландии, и в Австралии, но в Большой Шишим не собирался, и сюда его едва ли не волоком притащил старый знакомый, Джон Спарроу. Сказал, что для его российских друзей это вопрос жизни и смерти, и если уж старина Джералд не поможет, то они уж и не знают, что делать. Очень просила помочь и его прелестная русская жена Наташа, которая и сама поехала, несмотря на то что они с мужем ждут беби. Отважная женщина, как все русские!
На самом деле Наталья, помня инструкции Людмилы Петровны, тщательно оберегала мужа от излишних контактов с противоположным полом и уж тем более не могла оставить его на растерзание шишимским соблазнительницам. Поэтому и потащилась в такую даль. И вот сейчас мистер Кингселл при помощи Джона и Анфисы Романовны вникал в заковыристые проблемы российской провинции. Совместными усилиями они продвигались к цели – не сказать, что семимильными шагами, но в международных отношениях важна не скорость, а взаимопонимание. К тому же на мистера Кингселла все возлагали большие надежды.
Пока в возникшей заминке Анфиса Романовна листала принесенный из дома толстый словарь, а Людмила Петровна горячо спорила с Иваном и Юрой, Вера пересела поближе к Наталье и спросила:
– Слышь, Наташка, а где он такие валенки оторвал? Смех один, бабские вроде!
– Так и есть, – тихо ответила миссис Спарроу. – Он в ботиночках полетел, хотя мы его предупреждали. Я, говорит, буду вести переговоры, а не гулять по улицам. А прилетели – тут сразу «рашн уинтер», зима то есть. Он еще в машине так замерз, что из аэропорта прямо в магазин поехали. А в Горноуральске магазины в центре какие? Фиг там простые валенки купишь. Насилу эти нашли. Зато он их теперь только на ночь снимает.
– Ничего, гламурненькие, – хихикнула Вера. – Я бы от таких тоже не отказалась. Научились же делать!
– Итальянские! – отмахнулась Наталья. – Представляешь?
– А чего стоят? Я бы правда такие тоже купила, наши обзавидуются.
– Щас! Купила бы! Тринадцать тысяч не хочешь?
Вера приоткрыла рот, осмысливая полученную информацию. И больше в беседе не участвовала, так и просидела, не отрывая глаз от валенок.
– Нашла! – с интонациями Колумба провозгласила Анфиса Романовна. – Кислота – acid! А соляная – hydrochloric acid!
Задремавший дед Семен встрепенулся и уставился на правозащитника с удвоенным вниманием.
– Тогда объясни, что эти… что они будут использовать в работе соляную кислоту. Много соляной кислоты. Цистерны! И это прямо рядом с домами! Ладно, если бы в низине. Но второе месторождение, то, которое на землях Ивана, оно по уровню выше Большого Шишима находится. Они же не только озера, они Чусовую отравят к чертовой матери!
Дед Семен согласно кивнул, а гость, выслушав перевод, поинтересовался:
– What is it – «чертова матерь»?
– Людмила! Контролируй себя! Неудобно! – накинулась на нее Анфиса Романовна.
– Ничего, он молодец, значит, внимательно слушает, – улыбнувшись, вступился за супругу Юрий.
Беседа пошла быстрее, и все, поняв, что заморский гость – нормальный мужик, искренне заинтересованный, принялись вставлять свои замечания. Мистер Кингселл, ошарашенный напором и сложностями перевода, пока молчал, кивал и делал пометки в своем блокноте.
– Продали нас, понимаешь? Скажи ему, Джон! Продали, как крепостных! Как этого… дядю Тома, вот! – горячился Иван. – До сих пор я один жилы рвал, а сейчас все будем в кислоте плавать!
– Только жить начали, – бубнил немногословный Геннадий. – Инструмент купили, оборудование, а теперь все, получается, в ж…
– Гена, неудобно! Что человек о нас подумает?
– А у нас в стране все через ж… исторически так сложилось, – тихо сообщил Петр Борисович. – Интересно было бы узнать, как это обстоит за рубежом. Из первых рук, так сказать.
– Тихо, не мешайте, пусть объяснят человеку! – шикнул на них Юрий.
Объяснения затянулись за полночь. Потом возобновились с утра уже в более узком кругу. Людмила Петровна, Юрий и Иван при помощи Анфисы Романовны наперебой втолковывали известному правозащитнику, в какие именно инстанции они обращались и по какому конкретно адресу их посылали. Старались держаться в рамках, конечно. Джон хлопотал вокруг беременной жены: принес ей завтрак в постель, а затем повел дышать пока еще экологически чистым шишимским воздухом. Пожалуй, из всех лиц, так или иначе причастных к этой истории, сейчас только они двое были, несмотря ни на что, совершенно счастливы.
На третий день совещание зашло в тупик. Выяснилось, что все доступные инстанции уже показали жалобщикам фигу, а суд по правам человека в Гааге от Большого Шишима так далеко, что его будто бы и
