Я свернула на Мойку и медленно пошла домой.
На Демидовой переулке дворник дома, в котором я живу, оглушает известием: «Фашист начал войну… Сейчас выступал Вячеслав Михайлович Молотов».
Война!
Трудно передать особую тревогу, силу ненависти к врагу и чувство огромной ответственности перед Родиной.
Все должны быть на высоте в этот ответственный момент. Сейчас и учителя держат строгий экзамен — кого они вырастили и воспитали? Будет ли хорошим бойцом мечтатель и музыкант Боря? Как встретит известие о войне рассудительный Юра? Будет больно, если он, такой вдумчивый и глубокий, не поймет всего.
Дома тишина пустой квартиры. Все куда-то исчезли. Быть одной немыслимо. Хочется видеть близких людей, говорить с ними…
Я решаю идти в Эрмитаж, где работают мои друзья. У ворот дома встречаю своих бывших учеников.
— Вы уже знаете? Слышали? — спрашивают они меня.
— Мы ходили к Юре в больницу. Он прислал вам записку, — говорит Павлик и протягивает мне листок из тетради в клеточку, сложенный квадратом. Читаю:
— Приходите скорее в школу; я уверена, что все наши придут, — говорит Таня и мы расстаемся.
Я иду по набережной в Эрмитаж. Могучая Нева так не величава, но мне кажется, что всё стало другим. Это тревога за Родину, тревога за город-красавец.
Мощно простер свою руку «Всадник». Так хочется верить, что и в счастливый день мира мы увидим «Всадника» на своем месте.
Высокое-высокое, по-южному голубое небо над городом. Гул самолетов. Это летчики охраняют Ленинград. Корабли стоят на Неве. И каждый из нас должен быть на своем посту.
Мы не одни. Нас сумеет защитить могучая страна, весь советский народ.
Но город может пострадать. Александрийский столп, памятник русской славы 1812 года, игла Адмиралтейства и купол Исаакия, светлая лента красавицы Невы — всё это для врага только ориентиры… А белые ночи облегчают налеты на Ленинград.
Сторожите город, летчики в небе и балтийцы на кораблях, а мы будем всеми силами помогать вам…
Вчера в 16 часов наша школа была полна учителей и учащихся. Все пришли узнать, не нужна ли их помощь. Был получен приказ РОНО: освободить помещение школы к утру 23 июня.
Наш завуч быстро спускается по широкой лестнице.
— Друзья, нам предстоит большая работа; принимайтесь за нее немедленно! — обращается он к группе учащихся, стоящих в вестибюле.
Мы, учителя, спешно намечаем, какой работой будет руководить каждый из нас. Клавдии Ивановне предстоит уложить химический и физический кабинеты.
Ее хозяйственный глаз сразу определяет, что ящиков не хватит. По ее поручению, едут в соседний кооператив и покупают там тару, необходимую для упаковки приборов.
Всюду закипает работа. Укладывают реторты и колбы, бережно упаковывая их в газеты и стружки.
Коменданта нашего здания уже вызвали в военкомат, и его, как-то незаметно для всех, заменил ученик. Справляется он со своими обязанностями не плохо. Работа напряженная. Разговоров почти не слышно. Так проходят часы…
Незаметно наступил вечер.
А вот уже белая ночь смотрит в наши огромные окна, и при ее свете лица ребят кажутся бледнее и строже.
Или дети действительно повзрослели в эти немногие часы, отделившие дни мирной жизни от войны?
И вдруг — вой сирены. Мы услышали его впервые перед настоящей тревогой. Четкое тиканье метронома напрягало нервы. Где враг? Быть может, он уже над городом, готовый сбросить бомбу? Или там, высоко в облаках идет бой?
Призывать к спокойствию никого не надо. Возможно, что у многих тревожно на душе, но обнаружить этого никто не хочет, и работа идет своим чередом.
Звук отбоя воздушной тревоги заставил особой радостью забиться сердце.
— Это наши не допустили врагов, — говорит Костя. — Пойду в летную школу.
— А я рядовым, — говорит Сергей — так проще. Скорее будешь там.
«Там» — это фронт. Туда тянутся сейчас наши мысли. Все мы чувствуем себя участниками очень большого дела. Личное стало общим.
Укладка шла всю ночь. О сне никто и не думал. Под утро гулко застучали чьи-то тяжелые сапоги, и раздался громкий голос:
— Где тут у вас директор или комендант?
Это приехала первая машина за имуществом школы. Началась погрузка и одновременно устройство военного госпиталя в стенах нашей школы.
— Комендант! — кричали с верхнего этажа. — Где ключи от угловой комнаты? Пришли водопроводчики.
— Комендант! — кричали внизу. — Прибыла машина; начинайте погрузку! — И наш молодой комендант летел вниз по лестнице и организовывал погрузку.
Тревожная ночь давно миновала. Наступило солнечное утро.
Здание школы почти опустело. Многие юноши и девушки разошлись по домам. Делать в школе было больше нечего…
В два часа дня уехала последняя машина.
Обхожу здание. Я очень устала, но мне хочется проститься со школой. Гулко звучат мои шаги по кафельному полу коридоров. Классы без парт, без досок и учительских столов кажутся необычно большими, неуютными…
Как грустно в опустевшей школе!
Иду дальше; всюду мусор, опилки, клочья бумаги. Лишь в уголке живой природы пахнуло прежним уютом: растения в горшках, огромная лоза дикого винограда. В кабинете истории у стенки белый лист картона. Перевертываю его и вижу, что это чертеж, сделанный моими учениками еще в 7-м классе. Тушью тщательно нарисованы, крохотные по масштабам, немецкие рыцари и ландскнехты, построенные в «немецкую свинью» — клин, который обращен в сторону Чудского озера. А за Вороньим Камнем русская рать, мудро расставленная Александром Ярославичем.
На плакате надпись: «Взявший меч от меча и погибнет».
Каждый обязан определить свое место в этот грозный час. Пытаюсь и я его найти. Что делать? Если занятия начнутся с 1 сентября, то нельзя два месяца сидеть сложа руки. Надо сейчас же найти себе дело и подумать, куда направить учениц. Судьба учеников ясна.
Думы полны тревоги: как длительна будет разлука с Борисом и можно ли вообще думать о сроках в данной обстановке? Припоминаю последнее свидание с ним, и вдруг на память приходят его слова:
«У меня кровь первой группы. Это самая хорошая кровь, она годится всем людям. Но имеющим эту
