людей, которые со дня на день повалят из того мира в этот? Ввести регистрацию? Выдавать паспорта? Платить ли им пенсию? Но пенсионный фонд и без того трещал по швам… И вообще должны ли вернувшиеся с того света люди иметь такие же права, как и те, кто туда не уходил? Право выбирать и быть избранным? От мысли о том, что в Думе появятся депутаты-покойники в черных гробовых костюмах и с застывшими улыбками, ему стало не по себе.
Он продержался двенадцать лет, он сжал Россию так, что она больше не разбегалась в стороны, он заставил ее не брыкаться и идти в будущее ровным размеренным шагом, но теперь он чувствовал всеми своими напряженными нервами, что почва под ногами колеблется и скоро грянет удар. Он так этого боялся и не хотел. 'Нервы! — с укором и досадой сказал президент сам себе, делая еще один маленький глоток невкусной пресной жидкости. Он уже давно не употреблял сахар в целях укрепления здоровья. Это был уже и не чай и не молоко, а остывшая бурда. 'Государственный деятель не должен распускаться!'
Глава седьмая
1.
В Академии наук после трагической и преждевременной смерти директора института физических исследований в Протвино Лоренц-Валиулина развернулась настоящая война. На место директора претендовали шесть академиков и два члена-корреспондента. Все понимали, что это не просто место директора большого и значительного института; речь шла о принципиально новой науке загробоведении, которой в ближайшие годы предстояло определять все развитие человечества. Инвестиции в исследования загробного мира должны были составить двадцать процентов от ВВП. Отменялся как совершенно ненужный Космос, сводились на нет работы в области нанотехнологий, переводились на частные гранты работы в области удлинения сроков жизни. Все госфинансирование бросалось теперь сюда, и только сюда. Маленький и тихий городок Протвино на берегу Оки становился центром мира.
Все надковерные и подковерные игры были пресечены одним телефонным звонком, который раздался рано утром в квартире президента Академии. 'Кто это в такую рань?', — недовольно подумал главный академик страны, шагая к телефону в розовой пижаме и с зубной щеткой в руке. На щетке была только что выдавленная из тюбика паста Lаcalut. Президент академии точно следовал инструкциям своего зубного врача, который рекомендовал чистить зубы не меньше пяти минут утром и пяти минут вечером. В эти пять минут президент академии обычно обдумывал предстоящие ему сегодня дела. Это была, так сказать, планерка с самим собой. Звонок прервал планерку на третьей минуте.
Звонил человек из администрации президента. Он курировал Академию.
— Есть мнение, — сказал куратор, — что директором института должен стать Илья Александрович Вермонт.
Академик замычал в ответ. Это значило, что он не находит слов для того, чтобы согласиться.
— Я догадываюсь обо всем, что вы хотите мне возразить, — сказал куратор, — но на споры и возражения у нас нет времени. Надо срочно брать ситуацию под контроль. Лучшего директора головного института по исследованию и освоению загробного мира нам не найти. Илья Александрович автор эксперимента и создатель математической теории. Возможно, он гений. Мы ознакомились с его биографией и решили, что надо продвинуть его на этот пост и дать ему возможность работать так, как он считает нужным. Для решения всех иных вопросов у него будут заместители.
В дверь квартирки Вермонта на третьем этаже обыкновенного дома-пятиэтажки позвонили. Вермонт в этот момент стоял посредине разгромленный квартиры в синей спортивной майке и желтых беговых трусах. Он собирался идти побегать, потому что надо было, наконец, вырвать себя из душевной смуты и мысленного хаоса. Таков был его утренний посыл самому себе, но в последний момент он вдруг снова не совладал с собой и принялся обыскивать и ощупывать карманы выброшенной из шкафов одежды. Он помнил, что писал в том числе и на салфетках, которые брал в столовой института и рассовывал по карманам. Куда-то же должны были деться бумажки с прыгающими буквами и цифрами формул и расчетов! Он отправился к двери и раздраженно открыл ее, думая, что это соседка, которая все последнее время смотрела на него восхищенными глазами. Она много раз видела его по телевизору. Но за дверью оказались два очень серьезных человек в костюмах цвета стали и при одинаковых нежно-голубых галстуках. Вермонт, насмотревшийся за последние недели на эфэсбэшников, сразу понял, кто они такие, и ужасная мысль мелькнула у него в голове.
— Что вам здесь нужно? — спросил он, бледнея и отступая в глубину квартиры.
— Мы просим вас одеться и следовать за нами.
— Куда?
— В институт.
— Я сегодня не пойду в институт.
— Илья Александрович, вам срочно надо ехать в институт!
— А я вам сказал, что не пойду в институт!
Через четверть часа двое мужчин в серых костюмах вывели из подъезда под руки старшего научного сотрудника Илью Вермонта. Пиджак, который агенты надели на него, был криво застегнут, брюки топорщились. Они посадили ученого в черную машину, и она с места взяла в карьер. Еще через десять минут Вермонт в сопровождении двух агентов, которые поддерживали его под локти в те моменты, когда у него от волнения заплетались ноги, вошел в конференц-зал. Он уже знал. В машине ему сказали. Несколько десятков лиц обратились к нему. Это были ведущие научные сотрудники, профессора, доктора наук, ученые с мировым именем. Был тут и главный инженер установки, и начальник АХО, и начальник первого отдела, который смотрел на Илью Вермонта с приятной, доброжелательной улыбкой. Это он дал молодому ученому самую лучшую рекомендацию. Агенты провели Вермонта по залу, вставили в кафедру и испарились. Воцарилось молчание.
— Господа, — хрипло сказал Вермонт и начал кашлять. Кашель душил его с такой силой, что на глазах выступили слезы. Откашлявшись, он обвел взглядом зал. Черные его волосы, которые так и не поддались расческе одного из агентов, стояли дыбом над мертвенно бледным лбом. Глаза разъезжались в стороны, отчего на лице возникало выражение безумия. Также разъезжались в стороны мысли нового директора. 'Приступил к исполнению, не приходя в сознание', — сказал из глубины зала чей-то насмешливый голос.
— Господа, — сказал Вермонт с отчаянием — позвольте представиться: я теперь ваш директор! Он снова замолчал, словно рассматривая косившими глазами эту безумную фразу, повисшую в воздухе. Тогда он решил попробовать сказать что-нибудь еще. — Нам предстоит многое сделать. Он постепенно обретал себя, видя, что они не смеются над ним, а слушают с выражением почтительного внимание на лицах. Никто не хихикал и не показывал на него пальцем. — Мы открыли дорогу в загробный мир, и кому как не нам первым пройти по этому пути! Наша задача на ближайшее время состоит в том, чтобы повторить эксперимент, и мы это сделаем. На его треугольном бледном лице теперь была написана решимость
