справочника, адресованного специалистам. В терминах Щербы, в таком словаре толкование смысла слова должно соответствовать тому общему представлению об объекте, которое характерно для 'наивного' носителя языка. Поэтому, например, Щерба предлагает толковать слово прямая (в сочетании прямая линия) как 'линия, которая не уклоняется ни вправо, ни влево (а также ни вверх, ни вниз)'. Почему? Потому что определение прямой как 'кратчайшего расстояния между двумя точками' (а именно так нас учили в школе) не соотносится с повседневным речевым опытом носителей языка.
'В быту', говоря прямая, мы подразумеваем нечто иное. По мнению Щербы, в толковании смысла слова должны присутствовать те аспекты значения слова, которые 'являются факторами в процессе речевого общения' (Щерба, 1974, с. 281), или же, выражаясь иначе, те аспекты, которые важны для взаимопонимания.
Еще один пример касается слова золотник, но не в том значении, которое имеет в виду пословица 'Мал золотник, да дорог'. (Кстати, очень немногие понимают, что в этой пословице золотник вовсе не указывает на золото как таковое — на самом деле это слово означает вполне определенную меру веса по старой русской системе, а именно — 1/96 фунта, т. е. 4,26 грамма.) Щерба же размышляет над тем, как описать смысл омонима этого слова — того золотника, который является деталью паровой машины. Ведь именно при объяснении термина лингвист должен где–то остановиться, чтобы не навязывать 'наивному' говорящему концепта–максимума, описание которого в словаре типа СО явно излишне.
Согласно лексикографическим установкам Л. В. Щербы, в обычном толковом словаре достаточно сообщить, что золотник — это 'деталь паровой машины'. Такое толкование содержит информацию, которая неспециалистом интуитивно ощущается как 'необходимая и достаточная'. Заметим, что при таком уровне подробности идентичное толкование получит, например, слово шток. Сравнение толкований слов шток и золотник (и то и другое — детали паровой машины) приведет к двум равновозможным выводам:
• а) эти слова обозначают различные детали паровой машины;
• б) эти слова обозначают какие–то детали паровой машины, не исключено, что одну и ту же деталь.
Подчеркнем, что для словаря типа СО такое предположение не так плохо, как это может показаться: это ровно то место, где лингвист сознательно останавливается, не желая стать энциклопедистом. (Замечу, что в СО золотник толкуется более подробно, зато слова шток там вообще нет.)
Если по прочтении работы Щербы мы обратимся к СО, то увидим, что в терминах Щербы СО — типичный 'нормативный' словарь, поскольку он как раз и отражает важнейшие для говорящих аспекты смысла, т. е. именно те из них, которые существенны для речевого общения. Продемонстрируем это на словах тематической группы 'Посуда' (эта группа выбрана нами только из соображений удобства и наглядности, что будет более ясно из дальнейшего изложения).
Напомним в очередной раз, что для наивного языкового сознания стакан — это то, из чего пьют, а не стеклянный сосуд в форме цилиндра емкостью около 250 граммов; ложка — это то, чем едят жидкие блюда, наподобие супа, жидкой каши или компота, чем размешивают, а также с помощью чего пьют некоторые напитки, преимущественно горячие, типа чая или кофе, и т. д.
Традиционно толкование значения имени должно включать указание на родовое имя (например, все виды шапок и шляп — это головные уборы) и видовое отличие, т. е. указание на то, чем один головной убор отличается от другого. Но в словаре, ориентированном на 'наивного' носителя языка, родовое имя нередко опускается, а видовое отличие может замещаться указанием на функцию, которую выполняет данный предмет. Из стакана пьют, по часам узнают время, шарф служит, чтобы согревать шею, пуговица — чтобы застегивать одежду и т. п.
Попробуем обобщить все толкования СО, относящиеся к словам, именующим посуду и утварь. К утвари мы условно отнесем такие слова, как поднос и противень, а также слова вилка, ложка, нож — по–английски для последних есть обобщающее имя — cutlery, а в русском такого обобщающего имени нет. Мы увидим, что в толкованиях СО содержатся не сколь угодно разнообразные сведения, а информация определенного типа, отвечающая на сравнительно узкий круг вопросов.
Толкования для группы слов 'Посуда' можно представить в виде достаточно простой схемы. Вот как она выглядит:
| Толкуемое слово | Родовое имя | Функция | Форма | Размер | Материал | Вес |
Вообще–то в отдельном толковании могут быть представлены не все элементы данной схемы. Порядок тоже может быть несколько иным, но все же тот, что мы записали (схема читается слева направо), встречается чаще всего.
Приведем примеры из СО.
• Блюдо — большая, глубокая тарелка, круглая или продолговатая, для подачи кушанья.
• Противень — железный лист с загнутыми краями для жарения, печения.
• Бокал — посуда для вина в виде большой рюмки.
• Блюдце — тарелочка с приподнятыми краями, на которую ставят чашку или стакан.
• Дуршлаг — кухонная посуда в виде металлического решета с ручкой для отцеживания чего–нибудь, варившегося в воде.
Как видите, предлагаемые СО толкования приблизительно следуют представленной выше схеме — именно в той мере, в какой это естественно для наивного языкового сознания. В частности, во всех случаях указана функция предмета, обозначаемого данным словом, — ведь как раз это и важно для предметов данной группы.
В самом деле, разве для понимания смысла слова блюдце не принципиально то, что на блюдце ставят чашку или стакан? В некотором роде блюдце как таковое не вполне 'самостоятельный' предмет. Равно как и крышка (она нужна в той мере, в какой есть что закрывать), петля (зачем петля, если нет пуговицы, которая в петлю продевается?), ключ (он нужен для замка, и ни для чего более), абажур (накрывает лампу), наволочка (она бесполезна, если нет подушки), ножны (как и прочие виды 'футляров' — очешник, колчан, портсигар, кобура, они важны именно своей специфической функцией). Видимо, объяснять смысл подобных слов надо прежде всего через функцию соответствующих предметов.
Сказанное может выглядеть как нечто настолько очевидное, что и обсуждать здесь нечего. Тем не менее в науке о языке проблема методов объяснения смыслов — это действительно проблема. О способах ее решения идут многолетние дискуссии. Психолингвистика фактически вовсе не находится в стороне от этих споров — с той разницей, что дискутирующие авторы редко отождествляют свои интересы с 'типичными' для психолингвистики проблемами. Как видно из сказанного выше, веер возможных способов описания смысла как проблема практической лексикографии был зафиксирован еще Щербой.
И тем не менее в предисловии к девятому изданию СО соавтор С. И. Ожегова Н. Ю. Шведова сочла нужным специально объяснить, почему толкования слов предметной лексики в СО построены по достаточно
