к другу.
Пичис взволнованно рассказала монахине о своих планах — пригласить их сегодня на ленч в их загородный дом Франклин-Хиллз.
Ей еще больше захотелось взять этих девочек. Она нашла удивительно трогательной связь между ними. По ее мнению, если они смогли полюбить друг друга, в дальнейшем в состоянии будут обратить эту любовь и на окружающих.
— Она здесь! Она здесь! — кричала Орхидея. Она бежала по длинному коридору, соединявшему их дортуар с главным вестибюлем. — Я видела ее из окна! Она здесь, и такая красивая! Посмотри, на ней желтый костюм! И желтая шляпка! А на шее — жемчуг! — Орхидея приплясывала от волнения.
— Девочки, к вам посетительница, — сказала сестра Мэри Агнес, поспешно подходя к ним. Она с тревогой посмотрела на девочек. — О нет, дети мои, вы не можете пойти на ленч с миссис Ледерер в этих неопрятных юбках и блузах. Вернитесь к себе и переоденьтесь в свои воскресные платья. Валентина, у тебя волосы спутались. Ты что, никогда их не закалываешь?
Когда девочки привели себя в порядок, сестра проводила их в главный школьный вестибюль, где их ждала Пичис Ледерер.
На пороге Валентина внезапно остановилась, охваченная волнением. Сзади на нее налетела Орхидея. По ее прерывистому дыханию Валентина поняла, что ее подруга также возбуждена.
Миссис Ледерер — нет, Пичис — была прекрасна.
— Девочки, — сказала Пичис своим приятным нежным голосом, — надеюсь, вы проголодались. Я запланировала замечательный ленч. И думаю, вы любите цветы.
— Ц-цветы? — заикаясь, пробормотала Валентина. Пичис протянула белую картонную коробку, перевязанную отделанной рюшью голубой лентой.
— Не хотите открыть ее? По дороге сюда я заехала к своему флористу, и он предложил это.
Девочки колебались.
— Давайте, — настаивала Пичис, — открывайте. Там по букетику для каждой.
Взволнованные, они подняли крышку коробки.
— О! — воскликнула потрясенная Валентина.
— Чертовски привлекательные! — закричала Орхидея.
Внутри коробки уютно свернулись два маленьких букета для корсажа, сделанных из гофрированных голубых орхидей. Рассчитанный на ребенка голубой шелковый бант с крохотным медвежонком такого же цвета дополнял каждый букет.
— Чертовски восхитительно!
— Сью Энн Уэлч, — рассердилась сестра Мэри Агнес, — следи за своим языком, а то не поедешь на ленч.
Но Пичис улыбалась, встав на колени, чтобы помочь каждой девочке приколоть свой букет.
— Глупости, мы втроем замечательно проведем время. А эти букеты ознаменуют… ну, так много всего. Мы станем семьей, я надеюсь. А вы, девочки, по-настоящему будете сестрами.
Валентину внезапно охватил приступ вины, словно испытывая теплые чувства к Пичис, она каким-то образом предавала маму, Мишу и папу. Затем она ощутила в глубине что-то похожее на улыбку и поняла, что это мама говорит ей «все в порядке» и та часть любви, которую подарит ей Пичис, будет исходить и от нее тоже.
— О мои девочки, — прошептала Пичис, заключая их в объятия.
— А что на ленч? — прощебетала Орхидея.
ГЛАВА 6
Молодая женщина в черном платье прохаживалась по оживленному базару Казбы, с усилием прокладывая себе путь через толпу закутанных в черные одеяния женщин, отчаянно торгующихся с продавцами лимонов, апельсинов и причудливых дынь.
Ей было двадцать лет. Тонкая, смуглая, с нежным взглядом византийских глаз, она так естественно вписалась в волнующуюся рыночную толпу, что никто не обращал на нее внимания. Базар был настолько переполнен, что люди шли плечом к плечу, костлявые длиннохвостые собаки-дворняжки дрались из-за объедков, еще более тощие и грязные ребятишки, обвязанные шалями, выпрашивали лиры.
Запахи специй, раздавленных фруктов и человеческого пота вызывали поразительное ощущение. Она вздрагивала, ощущая разрастающееся сексуальное волнение.
Ах, это прерывистое дыхание. Невероятно волнующее чувство абсолютной власти…
Это, конечно, не первое ее убийство, но первое, за которое ей заплатили.
Греки обещали ей невероятную сумму в два миллиона драхм, почти десять тысяч долларов, такая сумма казалась ей сверхъестественной.
Пройдя мимо ларька, где висели туши освежеванных ягнят, женщина ускорила шаги. Ей надо было успеть на пятичасовой рейс до Лондона компании «Бритиш эйруэйз», а затем до Аргентины. Но еще важнее добраться прямо сейчас до комнаты, которую она снимала, прежде чем оргазм, нарастающий внутри нее, не взорвался необузданным экстазом.
Ртутные отблески света мерцали во мгле туманного апрельского вечера, раскаляли докрасна рекламу обновленного театра «Фишер» на бульваре Уэст-Гранд.
Большие черные буквы складывались в слова: «Постановка „Глитц“, в главных ролях „Голубые Орхидеи“. Эдгар Ледерер, владелец театра, дал разрешение престижной школе в Блумфилд-Хиллз устроить здесь свое выпускное шоу».
Валентина поставила их маленький красный «камаро» на ближайшую стоянку.
— Черт побери! — воскликнула Орхидея. — Мы здесь… и всего лишь через час «Голубые Орхидеи» станут звездами! Ты можешь в это поверить, Вэл? Один маленький-маленький час! Шестьдесят крошечных минуток!
Казалось, они всегда жили ради этого вечера. По крайней мере шесть месяцев — с тех пор, как Орхидее пришла мысль, что они с Валентиной могут создать ансамбль. Им обеим понравилось название «Голубые Орхидеи» в честь любимого цвета Валентины и из-за имени Орхидея, на использовании которого настаивала сама Орхидея.
Сегодня им предоставится шанс. Барни Самьюэлз, вице-президент Мотаунской студии звукозаписи «А и R», будет среди публики, чтобы посмотреть выступление своей дочери Кэти, танцующей под джаз, но ему придется прослушать всю программу, включая и их номер.
Они уверены, что понравятся ему. Кроме того, им доставлял радость один секрет. Валентина недавно нашла десять тысяч долларов, зашитых в разорвавшемся старом медвежонке, которого она привезла из России. Они планировали истратить их на свою музыкальную карьеру.
Девушки вышли из машины, достали с заднего сиденья ящичек с гримом и белую цветочную коробку с двадцатью голубыми орхидеями.
— Не урони их, — предостерегла Валентина, когда Орхидея небрежно подхватила коробку с цветами.
