«Сарди» — на углу Сорок четвертой улицы — был верен традициям Бродвея. Обшитые панелями стены главной столовой увешаны сотнями шаржей на знаменитостей и фотографиями с автографами таких светил, как Лоренс Оливье, Вивиен Ли, Катерин Корнел, Берт Лар, Рекс Харрисон, Патриция Нил, Генри Фонда и даже молодой и восхитительно красивый Марлон Брандо.
Актерский состав и весь персонал собрались примерно через час после закрытия занавеса. Звезды не всегда появлялись здесь, иногда они встречались в апартаментах продюсера, чтобы дождаться рецензий, но сегодня и Валентина, и Бен Пэрис знали, что им не удастся избежать традиционного ожидания появления первых рецензий.
— Блеск, — выдохнул Бен, на которого, невзирая на его голливудскую славу, все происходящее произвело большое впечатление.
Они заняли комнату наверху над главной столовой и заказали огромные порции салата с креветками и омарами, бараньи котлеты, причудливые и разнообразные сэндвичи. Руководил торжеством Винсент Сарди, повидавший сотни актеров за последние пятьдесят лет.
— Вэл, дорогая! — Пичис в десятый раз обнимала Валентину. — Милая, ты была поразительна, все полюбили тебя. Мне пришлось вцепиться в Эдгара, чтобы он не вскочил и не закричал: «Это моя дочь!» Аплодисменты все продолжались и продолжались. Шесть вызовов! Невероятно!
— Ты поставила Бродвей на уши, — восторженно произнес Эдгар, крепко обнимая ее.
— Я еще с трудом в это верю! — воскликнула Валентина, улыбаясь людям, с такой любовью вырастившим ее.
— Дорогая, мы так рады за тебя. Если бы только… — Пичис поколебалась. — Если бы Орхидея тоже пришла сюда, все было бы идеально.
— Она не захотела прийти, поскольку ненавидит меня, — тихо ответила Валентина.
Эдгар отошел, чтобы поздороваться с одним из своих старых друзей — Дэвидом Мерриком. Пичис колебалась.
— А ты не хочешь попытаться повидать ее снова? Встреча лицом к лицу намного лучше, чем телефонный разговор, и, может, это именно то, что ей нужно.
— Я пыталась дюжину раз.
— Попытайся еще раз, пожалуйста, — взмолилась Пичис. — Я люблю вас обеих, и то, что происходит сейчас с вами, причиняет мне боль. Если она откажется с тобой встретиться и на этот раз, тогда я сама попытаюсь помирить вас. И Эдгар не понимает, что же произошло. По его мнению, семья есть семья.
Валентина согласилась выполнить просьбу Пичис. В этот момент вернулся ассистент помощника режиссера с первой кипой газет. С размаху он бросил их на стол. Артисты столпились вокруг. Болтовня сразу смолкла. Атмосфера стала напряженной.
Кит Ленард листал толстый «Нью-Йорк таймс» в поисках театрального раздела. В комнате воцарилась мертвая тишина. Он нашел его и принялся читать вслух.
«С первых заунывных звуков русской балалайки до возбуждающей мелодии из второго акта „Где-то, когда-то“, „Балалайка“ претендует на звание лучшего мюзикла года и достойна репутации волнующей, вызывающей восторг феерии. Эта постановка того же класса, как „Моя прекрасная леди“, „Южный Пасифик“ и „Смешная девчонка“.
Одна из главных причин такого блистательного успеха постановки — то, что продюсеры привлекли актеров экстракласса. Валентина Ледерер, бывшая солистка „Голубых Орхидей“, своим огненным танцем и сильным голосом заставила шоу засверкать…»
Более того, Бена Пэриса назвали «звездой сцены первой величины», а танцы определили как «блистательные и новаторские». О Ките Ленадре снова отзывались, как о «бродвейском вундеркинде».
Голос Кита потонул в восклицаниях Бена и взволнованных и радостных криках столпившихся вокруг актеров и танцовщиков. Они стали хватать газеты и читать вслух отрывки из разных рецензий, смеяться, кричать, запрыгивать на столы и бешено кружиться.
Все подходили, чтобы обнять Валентину, а Бен поднялся и, стиснув ее, как медведь, заревел:
— Моя красавица! Моя изумительная партнерша! Боже, как я люблю тебя! Я хочу твое тело!
Появились комментаторы новостей со своими миникамерами и взяли интервью у Валентины, Бена, Кита, режиссера и нескольких актеров-танцовщиков, особенно у Дженни, тоже получившей благосклонные отзывы в рецензиях. Беттина напилась, и ее пришлось чуть ли не на руках нести к такси, а она смеялась и ко всеобщему изумлению выкрикивала:
— Я не сука, я не сука!
Позже, когда им предоставилась возможность спокойно прочитать газеты, Кит тихо прошептал Валентине на ухо:
— Вэл, ты теперь звезда, настоящая звезда. Я знал, что ты сможешь сделать это. Ты думала о моих словах?
— Ты знаешь, что да.
«Балалайку» играли при переполненных залах. Валентина продолжала попытки связаться с Орхидеей. Но в следующею субботу позвонила Пичис и сказала, что в день премьеры Орхидея улетала в Амстердам.
— В Амстердам? — ошеломленно переспросила Валентина.
— Да, дорогая, она сказала, что там создаются какие-то новые ансамбли и ей необходимо разузнать. Она дала мне номер своего телефона в отеле. Может, ты захочешь позвонить?
— Хорошо, — сказала Валентина и перевела разговор на другую тему. Она не сомневалась, что Орхидея не станет отвечать на ее звонки в Амстердаме, точно так же, как в Нью-Йорке. На сердце лежала тяжесть от разлуки с сестрой, но вместе с тем она начинала сердиться. Орхидея вела себя как испорченная ревнивая девчонка.
Комната Орхидеи в отеле «Амстел» в Амстердаме, одном из самых маленьких в Европе роскошных особняков, пропах пряным мускусным ароматом секса. Солнечный свет струился в окна, принося с собой звуки транспорта из города очарования и декаданса. Ветряные мельницы, тюльпаны, обсаженные деревьями каналы, ряды трехсотлетних домов с остроконечными крышами притягивали туристов в сказочный голландский город. Но в имеющем дурную репутацию районе красных фонарей проститутки в кимоно сидели в выходящих на улицу витринах, кивая постоянным клиентам. Вы можете открыто приобрести здесь любые мыслимые и немыслимые наркотики. Если вы хотите забыться в круговороте непрекращающегося празднества, Амстердам — именно то место, которое вам нужно.
В постели, усевшись верхом на огромного, похожего на медведя, мужика, все тело которого было покрыто, как шкурой, золотистыми волосами, Орхидея приближалась к оргазму.
Она тяжело дышала и стонала, а лежащий под ней мужчина, крепко держа ее за бедра, яростно вонзался в нее. Это был Пьет Вадерклут, голландский рабочий двадцати четырех лет с сероватой бородой и усами, почти двухметрового роста. Он трахался, как дикий медведь. Они уже испробовали, по крайней мере, пять разных способов, но его воображение, казалось, не знало границ.
Как только она была готова забиться в первом конвульсивном содрогании, Пьет внезапно остановился, посмотрел на нее своими голубыми глазами, затем подтолкнул ее так, что она на его огромном члене, как на шарнире, развернулась в противоположную сторону. Ощущение было такое, словно она перескочила через какую-то грань. Вскрикивая и дрожа от оргазмов, следующих один за другим, она утонула в исступленном восторге — единственное, что еще могло сделать ее счастливой.
Пьет тихо похрапывал. Совершенно удовлетворенная, Орхидея расслабилась и позволила себе задуматься. Она понимала, что убежала в Амстердам, чтобы спастись от успеха Валентины, от почти ежедневных газетных и журнальных статей, мучительно напоминающих о ее поражении.
Амстердам — город, где сконцентрировалась европейская торговля наркотиками, мог предложить все. Орхидея окунулась в этот мир, пробуя все, кроме сильнодействующих. Это соответствовало ее саморазрушительному настроению. Она даже вступила в новую женскую рок-группу, по-голландски она называлась «Сексуальные цветы», но после того, как она два-три раза опоздала на репетиции, ее вышвырнули оттуда.
