ГЛАВА 18
Поздний ужин в зале для приемов ресторана «Ла Гренуй» наконец-то закончился.
Валентина отделалась от сказочно богатого банкира, который хотел отвезти ее на своем самолете на ленч в маленький ресторанчик, где подавались дары моря, который он присмотрел на полуострове Кейп- Код.
Волна усталости охватила ее. День был перенасыщен: утро она провела в студии, пытаясь работать над новым альбомом, потом примерка костюма, репетиции в танцклассе, два интервью и затем обычное вечернее представление, после которого она всегда чувствовала себя совершенно измочаленной. Этот вечер, устроенный художником Биллом Блассом, оказался последней каплей.
Она решила поймать такси, поехать домой и сделать себе маску на лицо из огурца и авокадо, которую обычно делала на скорую руку на миксере, когда у нее не было времени.
— Ты похожа на женщину, которая только и мечтает о продолжительной горячей ванне, — сказал кто-то рядом.
Она повернулась и увидела Бена Пэриса, неотразимого в вечернем наряде.
— Ах Бен, — вздохнула она.
— И это все, что я для тебя значу, Валентина? Всего лишь «ах Бен»?
Она засмеялась:
— Извини, я не хотела тебя обидеть.
— Я не слишком тебе нравлюсь, не так ли? — спросил он, следуя за ней, когда она спускалась по лестнице знаменитого французского ресторана.
У дверей толпилось человек семь-восемь папарацци, которые бросились навстречу появившейся в дверях паре и защелкали своими фотоаппаратами. Бен непринужденно помахал им рукой. Валентина улыбнулась.
Она сказала Бену:
— Я никогда не говорила, что ты мне не нравишься.
— Но ты также никогда не говорила и обратного. Ты все еще воспринимаешь меня как Дон Жуана, не правда ли?
— Ну, а разве не так?
— Идем! — сказал он. — Возьмем такси, может, ты заедешь ко мне, если хочешь.
— Чтобы посмотреть твои «гравюры»? — пошутила она, но голос прозвучал по-доброму.
— Мужчины больше не используют гравюры в качестве приманки, — сказал он, смеясь, и махнул рукой, останавливая такси. — Теперь, скорее всего встретишь коллекцию перуанских статуэток или порнофильмов. Должен признаться, что и у меня есть несколько. Что ты предпочтешь, маленькое легкое рабство или…
— Тише, — сказала она, когда они сели в машину.
Бен дал шоферу только свой адрес, так что ей самой пришлось назвать свой. Она откинулась на сиденье и посмотрела на Бена. Он считался одним из красивейших мужчин в мире, а его роль в «Балалайке» прибавила ему славы. Он стал казаться теплее, доступнее, и его звездный рейтинг значительно возрос.
Такси резко рвануло с обочины. Валентину бросило Бену на плечо, и он придержал ее рукой.
— Вэл, — сказал он, — ты знаешь, я состою в основном из сплошного потока слов. Обычное пустозвонство и хвастовство, но у меня горячее сердце. И я больше не трахаюсь с кем попало, как прежде, — клянусь, что нет.
— Я рада за тебя, — сказала она.
— Тогда?..
— И все же я не хочу ехать к тебе, Бен. Ты… мы… мы просто не подходим друг другу, — неловко закончила она.
— Ты хочешь сказать, что все еще влюблена в Кита Ленарда?
— Кто тебе об этом сказал?
— Никто. Это проигранное дело, Вэл. Ты тратишь лучшие годы жизни, ожидая мужчину, который не разведется с женой и через миллион лет.
— Я знаю, — натянуто сказала она.
— Тогда почему ты так глупо себя ведешь, хотя можешь рассчитывать на меня, чтобы заполнить пустое пространство? Неужели ты не видишь, что я безумно в тебя влюблен? Бесконечно посылал тебе цветы. Делал все возможное, чтобы приблизиться к тебе, разве что на голову не вставал. Я даже попросил роль в «Балалайке» из-за тебя.
— Что?
Он пожал плечами и озорно усмехнулся.
— Беттина Орловски — моя троюродная сестра, разве ты не знала об этом? Она рассказала мне о тех четырех неделях занятий, которые Кит Ленард дал тебе до начала репетиций, и когда я узнал об этом, то спросил ее, не могу ли пройти пробу.
Изумленная, Валентина откинулась на спинку сиденья.
— Ты никогда не говорил мне об этом.
— Ты никогда не спрашивала, Вэл…
— Нет, — твердо сказала она. — Бен, нет. Мне очень жаль, но нет.
Войдя в свою тихую квартиру, Валентина не обрела покоя. Квартира была маленькой, но изысканной. Она сама украсила ее восточными коврами, картинами и произведениями прикладного искусства. Ваза аметистового цвета от Лалика, подаренная ей Китом, занимала почетное место.
Ее встретил свет, зажигающийся от таймера, и радио, настроенное на станцию легкой музыки. Она выключила радио, эту станцию они с Китом слушали в тех редких драгоценных случаях, когда он навещал ее. Конечно, они не занимались любовью. Только разговаривали. Но в каком-то смысле это общение было более интимным, чем физическая близость.
Она решила не возиться с огуречной маской, а просто подольше спокойно полежать в ванне. Слова Бена Пэриса расстроили ее больше, чем она хотела признать.
Это правда. Даже Пичис ругала ее, говоря, что она «заключила себя в тюрьму», а Дженни Триллин советовала ей найти более подходящего любовника. Дженни сказала: «Нет ничего лучше, чем новый мужчина, чтобы избавиться от одержимости другим».
Возможно, это одна из причин, по которой Валентина с такой готовностью ухватилась за приглашение посетить вечер, устраиваемый Китом и Синтией в саду в Коннектикуте. Возможно, когда она увидит Кита в домашней обстановке, он покажется ей менее желанным, и она сможет начать жить своей жизнью.
Зазвонил телефон. Она протянула руку, с которой стекала мыльная пена, к аппарату, стоявшему в ванной.
— Алло?
— Валентина, — голос Кита был тихим и измученным, — Вэл, ты действительно придешь завтра?
— Да, приду.
— Мне бы не очень этого хотелось.
— Почему? — спросила она, и голос ее прозвучал довольно резко. — Синтия прислала приглашение, она будет разочарована, если не увидит меня. Я обещала ей спеть, и она с нетерпением ждет этого.
— Я знаю… О Боже, Вэл… — Он запнулся и долго молчал. Они родились под несчастливой звездой, и их отношения становились все более болезненными.
