Он несколько минут размышлял, затем потянулся к своему личному телефону и набрал цифровой код. После задержки, вызванной прохождением через сложную систему защиты шифровального устройства, он наконец соединился со своим личным агентом в Советском посольстве в Вашингтоне.
— Я хочу, чтобы меня информировали о каждом аспекте жизни этой женщины, — приказал он. — Более детально, чем всегда.
— Да, да, — услышал он ответ.
Он всегда предоставлял Петрову всю требуемую информацию.
Седарс-Синай превратился в подлинный бедлам — репортеры, телекамеры, папарацци и поклонники проникли ко входу и на лужайку, многие несли плакаты с надписями: «Вэл, мы любим тебя» и «Валентина, ты в наших молитвах».
Врач в белом халате появился в дверях, на которой не было таблички, в сопровождении двух охранников. Один из них нес переносной микрофон. Сотрудники больницы привыкли иметь дело со всем этим тарарамом, связанным с болезнями и травмами звезд.
Тотчас же все бросились к нему. Телеоператоры с мини-камерами на плечах пытались найти самое выгодное положение для съемки.
— Леди и джентльмены, — начал говорить доктор Ричард Фелдман, красивый мужчина с калифорнийским загаром. Джоу Донован записал все, что доктор Фелдман сообщил собравшимся: у Валентины трещина позвоночника в области поясницы, ей нужна срочная операция. Бригада врачей будет согласованно действовать, чтобы ликвидировать деформацию, причиненную сильным ударом от падения с высоты в тридцать футов.
— Во время операции мы намерены обследовать нижнюю часть крестца, который…
Не успел он закончить предложение, как поднялся шум.
— Она сможет ходить? — кричала женщина с телевидения НБС.
— У нее не будет паралича?
— Она дышит без прибора для искусственного дыхания?
— Она в сознании?
Охранник сделал шаг вперед, подняв обе руки, чтобы утихомирить толпу. Врач посмотрел в отпечатанный лист и продолжил, а закончил перечислением имен специалистов, приглашенных по такому случаю, указав их профессиональные заслуги, не забыв при этом свои собственные.
— Мы будем предоставлять каждый час информацию о ее состоянии, — подытожил он, и репортеры помчались передавать полученный материал, а телекамеры еще продолжали жужжать.
Пол Дженсен намеревался сделать карьеру, и госпиталь Седарс-Синай был первым шагом на его пути. Он старался использовать любую возможность, чтобы закончить ординатуру по ортопедической хирургии именно здесь, где знаменитые пациенты были обычным явлением и спортивные травмы шли на первом месте. Он надеялся, что уже через несколько лет сможет возглавить процветающую спортивную клинику в Беверли-Хиллз.
Он увидел доктора Фелдмана, который, закончив пресс-конференцию, большими шагами пересекал холл, и поспешил догнать его.
— Рик, как у нее дела, я имею в виду — на самом деле?
— Мы не сможем определить степень повреждения спинного мозга, пока не сделаем операцию, Пол.
— У меня нет сейчас дежурства. Могу я присутствовать на операции?
— Если хочешь, — ответил Фелдман, останавливаясь около лифта.
Она плавала на дне глубокого черного колодца. Где-то над ней лишенные телесной оболочки голоса что-то говорили, но слов она не могла разобрать.
— Валентина… Валентина… ты меня слышишь? — все повторяла Пичис. — Валентина, проснись. Проснись, дорогая. Ты поправляешься.
Валентина покачала головой. Она, казалось, была привязана тонкими тросами, производившими странные воющие звуки, которые проникали внутрь ее черепа, когда она пыталась двигаться.
— Валентина. Проснись, Валентина. С тобой все в порядке, все хорошо. Ты уже поправляешься.
«Поправляется? От чего?»
— Я не могу двигаться, — тяжело дыша, пробормотала она.
— Тебя забинтовали и привязали к кровати, Валентина. Поэтому ты не можешь двигаться. Но доктора говорят, что ты поправляешься, дорогая.
Сбитая с толку, перепуганная, Валентина покачала головой и тотчас же почувствовала острый, как удар ножа, приступ боли где-то в ногах.
— Не пытайся двигаться. Доктор Фелдман минут через десять придет и поговорит с тобой.
— Доктор? — Валентина облизала сухие потрескавшиеся губы. Горло болело и саднило. Она слышала странный звук «блип-блип-блип». Разве она в больнице? Короткие вспышки проносились в ее мозгу. Что-то связанное с танцем казаков.
Затем огромная волна изнеможения опустилась на нее, снова погружая в пучину бессознания.
— Валентина, не засыпай. Проснись, дорогая. Ты должна проснуться. С тобой все будет хорошо.
— Нет, нет, я так хочу спать, дайте мне выспаться, — пробормотала Валентина, удаляясь в спасительную тьму.
— Что мы будем делать, если она парализована? — Пичис, стиснув руку Эдгара, выразила словами свои страхи.
Они находились в комнате для гостей, предназначенной родственникам знаменитых пациентов. По телевизору каждый час передавались последние новости, а также повторные показы ужасной сцены падения.
— Дорогая, никто не сказал нам, что она парализована, — в четвертый раз уверял жену Эдгар. — Ее оперировали лучшие врачи в стране… в мире. И она попала к ним вовремя. Здесь есть вся новая техника для восстановления перелома дисков… мы должны миллион раз благодарить Бога за то, что ее спинной мозг не был поврежден, а только задет.
— Но врачи могут допускать ошибки, они не боги, — беспокоилась Пичис.
— Детка, здесь лучшие врачи.
— Мистер и миссис Ледерер?
— Да, да, да! — вскочив, закричал Эдгар.
К ним, сердечно улыбаясь, подошел доктор Фелдман.
— Превосходные новости, мистер и миссис Ледерер. Валентина пришла в сознание, и мы стабилизировали ее состояние. Предварительные исследования показывают, что она сохранила чувствительность конечностей и может ими слегка шевелить.
— О, слава Богу, — заплакала Пичис.
— Руки и ноги? — резко спросил Эдгар.
— Да. Мы еще подержим ее в неподвижности неделю или дней десять, а потом она сможет начать понемногу передвигаться с помощью специального приспособления, поддерживающего спину.
Эдгар с тревогой смотрел на врача:
— Доктор, Валентина — танцовщица.
— Со временем она сможет заняться аэробикой, если захочет, но сначала будет долгий период физиотерапии. Все зависит от того, как пойдет процесс выздоровления. Мы пока не можем делать дальнейших прогнозов.
Когда врач ушел, Пичис снова опустилась на кушетку и с ужасом посмотрела на мужа.
— Эдгар! Ты понял, что он только что сказал нам? Он сказал «аэробика». Она, возможно, никогда не сможет снова профессионально танцевать.
