— Что-то вроде того, — согласилась она. — Но еще, Кит… — Она все-таки рассказала ему о разговоре с Мадзини и своих мыслях о том, что кто-то хочет, чтобы Джина непременно участвовала в спектакле и Уиллингем пришел на премьеру. И о своем страхе, что сенатор в опасности.
—
— А что, если это правда?
— Я уверен, что это не так. По правде говоря, до меня дошли не очень приятные слухи о Пите Мадзини — его интимная жизнь немного, как тебе сказать… эксцентрична. Может, кто-то из его подружек… или друзей оставил ему эти следы забавы ради. А если кто-то и нажал на него, то скорее всего сам Уиллингем. Старик без ума от Джины и сделает ради нее все что угодно.
— Но не станет же он нападать на режиссера? — настаивала она.
— Милая, я думаю, у тебя немного разыгралось воображение.
Она нахмурилась.
— Я бы почувствовала себя лучше, если бы ты позвонил ему, Кит… или я сама позвоню. Он просто идет вперед и ни о чем не думает.
— Успокойся, — сказал Кит. — Обещаю тебе, я позвоню ему.
Над Вашингтоном сияло голубое небо.
Сенатор Уиллингем вынес переносной кнопочный телефон на балкон своей квартиры в Уотергейте, чтобы насладиться легким ветерком. Звонок Кита Ленарда ошеломил его. Все, что он слышал в последние дни, было связано с предостережениями о готовящемся убийстве. Сначала русский, пытавшийся напугать его до полусмерти. Теперь — Ленард. Может, ему пора вынуть голову из песка и посмотреть фактам в лицо? Колумбийцы ненавидят его и вынесли ему смертный приговор.
Черт побери! Он испытывал отвращение к такому положению — оказаться беспомощной жертвой, трясущимся стариком, который может только сидеть и ждать, когда его пристрелят.
Они наметили покушение на вечер бродвейской премьеры. У них есть снайперы с мощным оружием. И не станет ли он превосходной мишенью со своими белыми волосами, белоснежным костюмом и черным галстуком-ленточкой? Проклятье, он был заметнее, чем горилла на Северном полюсе.
Наверное, ему придется отменить посещение театра. Похоже, у него нет иного выбора.
Он уныло потянулся за беспроволочным телефоном и уже собирался набрать номер своего начальника охраны, когда его осенила идея.
Черт, это могло сработать!
В Бостоне было объявлено пять представлений. Два состоялись, три еще предстоят.
Разъяренная Беттина металась за кулисами — Джина Джоунз продолжала вскидывать ногу на секунду позже, а однажды даже пропустила два такта, сбив всех остальных танцовщиц. Публика, может, и не заметила, но Беттина увидела, и это сводило ее с ума.
— На что ты глазеешь? — свирепо набросилась она на нового рабочего сцены, который стоял и смотрел на женщин.
— Ни на что.
Молодой человек отвел глаза. Беттина решительно направилась к Питу, только что вышедшему из кулисного коридора.
— Пит, мы должны поговорить снова, и на этот раз я не подчинюсь.
— Потом, потом, — пробормотал режиссер.
— Не смей откладывать меня на потом, — огрызнулась она. — Джина Джоунз испортит мне всю хореографию. Она танцует неровно, нарушает синхронность и делает ошибки. Пит,
Мадзини побледнел.
— Успокойся, Беттина. Джина не так уж плоха, она добавляет обаяния кордебалету. Публике нравится на нее смотреть.
— А мне плевать на то, что им нравится на нее смотреть. А вот может ли она танцевать? Это большой вопрос, и ответ на него — нет, не может. Она дилетантка, Пит. Хочешь, чтобы я произнесла по буквам? Д- И-Л…
— Довольно, — оборвал ее Мадзини и поспешно ушел.
— Пит! — закричала она вслед. — Я буду действовать через твою голову!
Он скрылся. В ярости она повернула голову и увидела, что рабочий сцены поспешно отвел глаза, как будто подслушивал. Да, она знала, что все считают ее сукой, и понимала почему. Но она не сдастся так просто — сегодня вечером она снова поговорит с Китом. Никто не мог навязать Беттине танцовщицу, которую она не хотела.
ГЛАВА 26
Орхидея распахнула дверь магазина «Ван Клиф и Арпелс» и поспешно вошла внутрь. В витринах блестели кольца, бриллиантовые ожерелья и браслеты. Орхидея остановилась, кровь прилила к ее щекам. Полночи она не спала — металась и ворочалась. В конце концов поняла — именно так необходимо поступить.
— Кажется, у вас нет брошей или колец в форме орхидей? — спросила она улыбающуюся продавщицу.
— Вы имеете в виду декоративную бижутерию?
— Нет… Мне нужно что-то более дорогое… — Орхидея нервно проглотила слюну и провела рукой по плотно облегающей голову шляпке, затем сдернула ее — ей внезапно стало очень жарко. — Это просьба о прощении, — прошептала она. — И выглядеть она должна совершенно по-особому. Я была уже у шести ювелиров, но ничего не нашла.
— Вы говорите — это должна быть орхидея?
— Да. Синего цвета, желательно темно-синего.
Женщина снова улыбнулась.
— Тогда вам следует осмотреть новую витрину, которую мы оформили на этой неделе.
Орхидея последовала за продавщицей в другой конец магазина.
— О! — воскликнула она при виде броши в форме двух переплетающихся маленьких тропических орхидей. Их мерцающая сине-фиолетовая эмаль была так искусно нанесена, что напоминала тончайшие цветовые переливы настоящих цветов. На лепестках, как капли росы, сверкали бриллианты.
Она была необыкновенной и выглядела совершенством.
— Хотите посмотреть?
— О да.
Она, возможно, стоит около пяти тысяч долларов, а может, намного больше, но внезапно для Орхидеи это перестало иметь значение. Она была готова заложить все свое имущество, если бы потребовалось.
— Наверное, вы сможете выгравировать надпись на обратной стороне? Я хочу сказать, в моем присутствии? — Она помолчала и сказала: — Напишите: «Сестры навеки. Прости меня. Орхидея». — По ее щекам покатились слезы. — Да, — добавила она, хлюпая носом, — это именно то, что я хочу сказать.
Женщина унесла брошь, чтобы сделать гравировку, а Орхидея нашла стул в глубине магазина и села. Ей казалось, что все силы оставили ее.
Беттина вошла в вестибюль отеля «Копли Плаза», где она остановилась, гнев ее еще не рассеялся — ей не удалось поговорить с Китом, как она надеялась. Ему пришлось срочно вылететь в Нью-Йорк на встречу с художником по декорациям.
