— Просто войдем, — решила Деянира. — Будь что будет. В крайнем случае меня повесят, а тебя как подростка отправят на галеры. Правда, река Маргэн пересохла, но там наверняка спрятана имитация галеры где-нибудь в кустах. С веслами, барабанами, плеткой-семихвосткой и прочими атрибутами. А больным и обессиленным привязывают каменное ядро к ногам и выбрасывают их в болото. Мы, гоэбихонцы, консервативны и в своем консерватизме чертовски изобретательны.
— Тише, — Евтихий поцеловал ее в ухо.
Они проскользнули в комнату и сразу ощутили вокруг себя большое пустое пространство. Зал для приемов. Хорошо бы теперь не налететь на стул или, того хуже, на шкаф с выставленной напоказ красивой посудой.
Евтихий преспокойно вытащил из-за пазухи маленькую глиняную лампу и зажег ее.
— Ты с ума сошел? — одними губами проговорила Деянира.
Ее лицо озарил теплый свет. Она выглядела милой и озабоченной. Такой она будет перед каким- нибудь праздником, когда придет к Евтихию сообщить, что тесто плохо поднимается и что она лично опасается насчет печеных лепешечек — не выйдут ли они недостаточно пышными. Вот так же она будет морщить лоб, рассказывая ему о своих сомнениях касательно желтой нити, недавно купленной у торговца, — не слишком ли ядовитый оттенок. И он будет все это выслушивать с серьезным и сочувственным видом. Он утешит ее, сказав, что любит ее печеные лепешечки, даже когда они недостаточно пышные (впрочем, такого конфуза еще никогда не случалось!). И желтые нитки, даже и ядовитого оттенка, пригодятся в работе, потому что у Деяниры — золотые ручки, и все ее творения совершенны и безупречны.
И еще он поцелует этот лобик, чувствуя под губами, как расходятся все эти мелкие морщинки. А когда он отстранится и посмотрит на нее снова, ее глаза станут ярко-зелеными и начнут сиять.
— Тут не один гобелен, а несколько, — прошептала Деянира. — Все стены увешаны ими… Для чего ты зажег лампу? Нас ведь увидят!
— Нет, — ответил Евтихий. — Кто-нибудь мог бы заметить свет из прихожей. Но зал закрыт плотной занавеской. Из спальни и из кухни никто ничего не увидит.
— Ты и это сам сообразил?
Евтихий пожал плечами.
Деянира отвернулась к стене.
— Я понятия не имею, какой гобелен нужно взять… Кажется, в сюжете картины речь шла о каком-то пиратском набеге… Но они все — с изображением кораблей!
— Руфио Гампил очень умен, — сказал Евтихий. — Он спрятал работу Морана среди других, похожих на нее.
— Заберем все, — объявила Деянира. — Некогда гадать и разбираться. Он умен, а мы будем действовать напролом, как заправские громилы. У нас только одна попытка.
Она принялась срывать гобелены со стен, а Евтихий складывал их на полу. В конце концов набралась целая гора. Деянира сняла последний и, вся потная, уселась прямо на полу.
— От пыли я чихаю, — сообщила она. — Аллергия. Слабенькая, но неприятная. Поэтому я никогда не разбираю вещи в шкафу. Мама, конечно, считала, что я просто неряха, но это не так.
— Постарайся не чихать, — попросил Евтихий.
Он свернул гобелены в трубу и затянул их своим поясом.
— Пора убираться отсюда, — сказала Деянира гнусаво. Она держала нос двумя пальцами и усиленно терла себе переносицу — верный способ не чихать, как считалось. — Мне кажется, мы здесь уже целую вечность.
Наверху что-то стукнуло. Евтихий поднял голову и быстро задул лампу. Деяниру сковал ужас. В самом деле, как только вору, забравшемуся в чужой дом, начинает казаться, что он здесь навеки поселился и бояться больше нечего, — вот тут-то и происходит что-нибудь ужасное.
На лестнице послышались шаги. Кто-то спускался вниз.
Евтихий вытащил кинжал.
Деянира скорчилась на полу, закрыла глаза, заткнула уши и поскорее стала думать о приятном. О чем-нибудь волнительном. О приятно-волнительным. Например, о новом узоре. Русалка с крыльями. Русалки-амфибии. Много. Они плещутся в ручье и сплетаются хвостами. У них строгие лица и прямые брови под аккуратно подстриженными челками. Русалки-амфибии-отличницы. Целая длинная тесьма русалок- амфибий-отличниц.
Евтихий взял ее за запястье.
— Забирай гобелены и уходи, — прошептал он.
Она сверкнула белками глаз. Это было видно даже в темноте.
— Они тяжелые. Я не дотащу.
— Придется, Деянира.
— А ты? — вдруг сообразила она. — Что будешь делать ты?
— Мне придется остаться и задержать его.
— Кого?
— Не знаю. Может быть, Руфио Гампила. Или кого-то из слуг.
В щель между шторами они видели желтоватую полоску света. Некто остановился прихожей и осматривался.
— Обойдется, — сказала Деянира.
И тут шторы раздвинулись, и в комнату вошел свет.
Все предметы в ней вновь обрели объем, форму, цвет: массивный стол, сдвинутый к стене, стулья с высокими спинками — темного дерева, украшенные инкрустацией; поставец и причудливой формы сосуды на полках.
А на пороге стоял массивный, рослый человек в шелковом халате. Его босые волосатые ноги видны были из-под полы — халат казался слишком коротким для такого громадины. Это и был господин Руфио Гампил.
— Эй, вы! — проговорил он. — Что это вы здесь делаете, а?
Он раскрыл рот и громко, уверенно заорал на весь дом:
— Эй, Анион, Нэндас, Айла! Сюда!
Евтихий вскочил, держа нож наготове.
— Беги, Деянира!
Он сцепился с Руфио, норовя ударить его в висок рукоятью. Руфио отбивался от охваченного бешенством вора, между тем Деянира, почти на четвереньках, раздавленная ношей, ползла к выходу.
К счастью, балованные слуги Руфио Гампила явно не спешили на помощь своему господину. Пока что ни Анион, ни Нэндас, ни Айла не проявляли признаков жизни. Чуть позднее на лестнице раздался женский голос:
— Мой господин, что вам угодно?
Руфио не ответил: Евтихий хватил его между глаз и, уронив хозяина дома на пол, уселся ему на живот. Евтихий не хотел убивать Руфио Гампила, только слегка придушил, чтобы тот не кричал и не звал на помощь. Если разобраться, сам-то добропорядочный господин Руфио украл куда больше, чем парочка незадачливых воров, забравшихся к нему в дом: Руфио Гампил ухитрился обворовать целый город, он отобрал у Таваци их прошлое и настоящее, он присвоил ценности, никогда не принадлежавшие его семье и, возможно, вообще никогда не существовавшие…
— Господин!
В зал вбежала жилистая женщина в ночной сорочке. Увидев, в каком плачевном состоянии пребывает дражайший господин Руфио, она заломила руки и испустила несколько воплей, вопрошая потолок: «За что небеса посылают столь доброму человеку столь ужасные испытания?».
Почти сразу же вслед за женщиной в зал ворвался дюжий детина в лакейской ливрее на голое тело. Шлепая по каменному полу босыми ногами, детина приблизился к Евтихию и одним уверенным ударом выбил кинжал из его руки. Затем он схватил Евтихия за волосы, встряхнул и швырнул на пол. Евтихий сильно ударился подбородком. Детина для верности наступил ему на шею ногой.
Третий слуга, которого Евтихий уже не разглядел, спокойно проговорил, с первого же взгляда оценив
