— Позови ее!
Он вскинул голову:
— Что?
— Я попросила тебя позвать ее, — повторила фэйри.
— О ком ты говоришь?
— О той, которую ты любил.
Тогда Арилье подумал о двух сердцах фэйри. Та, что обращалась к нему, была, если доверять описанию Енифар, бессердечной: она была выше остальных, очень стройная, величавая, и лицо ее оставалось неподвижным во все время разговора.
— Я любил фэйри по имени Этгива, — тихо произнес Арилье. — Она была веселой, она любила танцы.
— Танцы! — встрепенулась Ратхис.
Она дернула плечами, подобрала под себя ноги и лягнула пяткой воздух. Со стороны казалось, будто некто подвесил ее на ниточках и теперь тянет как попало, заставляя совершать бессмысленные резкие движения.
— Он ушел, — нараспев заговорила Ратхис. — Я дала ему мой пестрый наряд, он ушел.
— О ком ты говоришь? — спросил Арилье, приближаясь к Ратхис.
Фэйри настороженно наблюдали за ним, опасаясь, не причинил бы он их сестре какого-либо вреда.
— Броэрек, — сказала Ратхис и посмотрела вниз, на Арилье. — Ты помнишь это имя?
— Брат Геранна, — сказал Арилье. — Разумеется, я помню его.
— Его больше нет в здешних краях, — проговорила Ратхис, болтая ногами. Она словно бы бежала на месте.
Арилье вскинул руку, крепко схватил ее за щиколотку.
— Ай, пусти! — крикнула Ратхис и затрепыхалась, сильно взмахивая локтями. — Что ты делаешь?
— Держу тебя. Перестань быть птицей.
— Я не птица, — обиделась Ратхис, но трепыхаться перестала. — Я фэйри.
— Я знаю, кто ты, — заверил ее Арилье. — Что с тобой случилось?
— Его нет, — сказала Ратхис. — Вот что случилось!
— Хочешь сказать, что Броэрек мертв? — переспросил Арилье.
Это было очень грубое слово.
Слишком прямое.
Все фэйри с укоризной посмотрели на Арилье, а Енифар показала им кулак, всем трем по очереди: пусть видят. Хотя они, кажется, даже не обратили на это внимания.
— Если Броэрек, предположим, танцует, — сказала Ратхис, — то это очень плохо. Ты понимаешь, что бывает, когда к человеку постучали в дверь?
— Что? — спросил Арилье.
— К нему стучат, — продолжала Ратхис (Арилье удерживал ее, как мальчишка, запускающий воздушного змея). — Дверь отвечает. Двери всегда отвечают, даже если хозяина нет дома. К нему стучат, стучат. Наконец он берет свои штаны и натягивает их. А дверь говорит: «Стучите-стучите, он уже натягивает штаны». А они все ждут и топчутся на пороге, потому что будут танцы. И вот он выходит и закрывает за собой дверь. Ну вот и все. Потом уже ничего. Никто не открывает эту дверь. Больше никто. Можно стучать, и она ответит: «Никого больше не осталось, уже некому натягивать штаны».
— И это все? — спросил Арилье.
— Да, — ответила Ратхис. — Что же еще больше? Он был, но он ушел на танцы.
Тут она наклонилась, изогнувшись в воздухе, так что со стороны казалось, будто Арилье и Ратхис вместе составили какую-то таинственную буквицу из старинной книги, будто они вообще перестали быть живыми существами из плоти и крови, из костей и жил, из волос и кожи, а сделались плоскими, нарисованными на листе из кожи с помощью кисточки из волос, с помощью кисточки — да, которую обмакивают в краску, а краску эту делают из крови, из желчи, из слюны и слез… Вот такой буквицей они сделались, но только на мгновение, пока Ратхис висела на руке Арилье и сгибалась всем телом, чтобы дотронуться губами до его уха.
Ратхис сказала:
— Он унес на танцы мое сердце.
— У тебя было два сердца, Ратхис? — спросил Арилье.
Он подхватил ее за талию и осторожно поставил на землю. Ратхис уставилась себе под ноги. Можно подумать, ее страшило прикосновение ночной травы.
Медленная улыбка растянула ее губы, и она подняла ладонь правой руки, а левой стала раздвигать себе пальцы:
— Одно сердце. Два сердца. Всего два. Но одно сердце ушло на танцы.
Она сжала кулак и приложила его к губам.
И вдруг в единый миг все изменилось. Пламя костра встрепенулось, коснулось неба и снова опустилось назад, в свой дом, в средоточие угольного жара. Темный силуэт Ратхис обрел тень, и тень эта была ярко-оранжевой. Маленькая хрупкая фэйри не могла отбрасывать подобную тень. Помедлив чуть-чуть, тень двинулась вперед и объяла Ратхис. Теперь фэйри была заключена внутри нее, как в коконе.
Фигурка Ратхис как будто проступала сквозь очертания рослой светловолосой женщины с фиалковыми глазами и пухлыми крупными губами.
— Этгива! — вскрикнул Арилье.
Видение сразу же пропало, а Ратхис упала на землю, вцепилась пальцами себе в волосы и принялась громко, отчаянно рыдать.
Арилье смотрел на нее сверху вниз, сперва с острым состраданием, затем с досадой. Неожиданно ему начало казаться, что все это — насмешка, пустое представление, лишенное даже цели. Некая случайность, в которую он оказался замешан по ошибке. Он, Арилье, — он, единственный по обе стороны границы с именем Арилье, наследник троллей, солдат защитницы Гонэл, друг знатной девочки Енифар, — он просто подвернулся им под ногу, как камень на дороге, о который споткнулись.
Ратхис засмеялась. Прочитала его мысли, что ли?
— Он бросил меня, этот Броэрек, — молвила она, усаживаясь. Ее руки бессильно упали вдоль тела, вывернутые ладони коснулись земли. Растопыренные пальцы фэйри непроизвольно подергивались. — Ты знаешь, что он бросил меня?
Арилье сказал:
— Уйди.
Ратхис покачала головой:
— Не могу. Знаешь, что не могу? Знаешь? — Она громко закричала, глядя не на Арилье, а на луну, как раз появившуюся над поляной: — Знаешь ты, что не могу?
Неожиданно Арилье понял, что другие фэйри пропали. Он знал: они где-то поблизости. Им важно узнать, что он скажет, как поступит.
— Ратхис, ты должна уйти. Если Броэрек действительно умер…
«Что я делаю? — подумал Арилье. — Она ведь безумна».
— Я безумна, — прошептала Ратхис. — Так все считают. Посмотри на луну. Старая толстуха из троллиного мира. Вторая ползает за ней, как будто хочет молока. Но никогда не получит. И я не безумна. Опасно надолго уходить из дома. У него были зеленые волосы.
— У кого?
— Броэрек. Он носил золотой доспех, и золотой шлем, и у него был золотой меч, а волосы — ярко- зеленые. Такой сильный человек.
— Где Этгива? — спросил Арилье.
— Кто это? — удивилась Ратхис.
Арилье взял ее за плечи.
— Ответь мне, Ратхис: где Этгива?
