ты делаешь! — подумала, а может быть, закричала Енифар. — Он ведь ранен, он умирает, и вообще — оставь его в покое, потому что он мой. Он не твой больше. У тебя мертвое сердце, а у меня живое. У тебя лживое сердце фэйри, а у меня — кровавое сердце троллихи. И которую, по-твоему, из нас он захочет выбрать?»
Но Этгива, разумеется, не слышала, а если и слышала, то не захотела понять. Она вцепилась пальцами в затылок Арилье, а его руку утвердила на своей талии — и заставила эльфа сделать шаг. Арилье качался, нелепо улыбаясь и падая головой на плечо. Этгива не обращала на это никакого внимания. Она повела его по кругу. Ноги у него заплетались, а глаза мертво блестели.
— Что же ты, Арилье! — сказала Этгива. — Сейчас ты должен отойти от меня на два шага, взять за кончики пальцев и повернуться, вот так и так… — Она сама отступила немного и закружилась на месте.
И тут она зацепилась за стрелу, торчавшую у Арилье в спине.
Этгива остановилась, нахмурилась. Затем морщинки на ее лбу разошлись, а губы исказились в улыбке.
— Что же ты раньше не сказал! — вскричала Этгива.
Она ухватила Арилье, точно бычка или какое-то другое животное, и выдернула стрелу. Кровь хлынула на волю, как беглец из внезапно рухнувшей тюрьмы, отчаянно и самоубийственно, навстречу мечам бдительной стражи. Этгива только засмеялась, видя это. Она сложила свою мертвую ладонь домиком и закрыла рану. Арилье задрожал в ее объятиях, сник, стал белым, стал пресным, стал как ткань, стал как пролитое молоко, а потом вообще перестал быть.
Этгива положила его на землю, перешагнула через него и ушла, напевая и пританцовывая.
Енифар переползла на то место, откуда исчез Арилье, обхватила руками землю, на которой он лежал, и снова заснула.
Отец стоял на ветке большого дерева.
Ветка простиралась почти на всю ширь поляны. Дерево было одинокое, избитое молниями, почти совершенно мертвое, с множеством черных дупел, где обитала всякая живность. Но эта ветка упорно зеленела и властвовала над немалым пространством.
И Джурич Моран стоял на ней — босой, в убогих лохмотьях, но ужасно гордый, с развевающимися волосами, и, кажется, веселый.
— Эй, дочка! — заорал он, едва завидев Енифар.
Енифар подбежала к дереву и задрала голову вверх.
— Джурич Моран, — позвала она и заплакала.
Моран нахмурился, наклонился, крепко вцепившись в древесную кору пальцами ног.
— Ты это чего, ревешь, что ли? — возмутился он. — Дочь Джурича Морана плачет?
— Дочь Аргвайр плачет, — сказала девочка. — Этого тебе довольно?
— Ни в коем случае! — отрезал Моран. — Недовольно мне ничего. Я вообще жутко недоволен! С кем ты связалась? Кто он?
— Арилье.
— Эльфийское имя. Ты сошла с ума?
— Он тролль.
— Он мститель? Я думал, этот обычай давно отошел в прошлое.
— Был Арилье-эльф, который убил всех в роду, кроме младшего. Младшего назвали Арилье-тролль, чтобы он стал мстителем. И Арилье встретил Арилье, и только один Арилье остался на свете, и теперь этот единственный Арилье — тролль. По-моему, такое можно считать победой троллей.
— Ты права, — пробурчал Джурич Моран. — Ладно, разрешаю. Водись со своим Арилье.
— Я и без твоего разрешения с ним вожусь, — надулась Енифар.
— Эй, Енифар! — крикнул Моран, выпрямляясь.
Он выпрямился вовремя, чтобы подставить лицо порыву холодного ветра, и с удовольствием ощутил длинные ледяные воздушные пальцы у себя в волосах. Но потом эти пальцы забрались к нему под лохмотья, и Моран недовольно поежился.
— Спустись ко мне, отец, — попросила девочка. — У меня шея болит — на тебя смотреть.
Он никак не показал, что слышит ее просьбу. Вместо этого он спросил:
— Куда ты направляешься вместе со своим Арилье?
— В Калимегдан, разве ты не знаешь?
— Кто послал тебя в Калимегдан?
— Моя мать.
— Зачем она это сделала?
— Она говорит, что только в Калимегдане мне расскажут, как тебя найти.
— Ты уже нашла меня, Енифар. Для чего ты идешь в Калимегдан?
— Это обитель Мастеров, отец. Они изгнали тебя из Истинного мира, они же и знают, как тебя вернуть.
— Они ответят тебе, что я оставил слишком много злых вещей и что не будет мне прощения, пока все эти вещи не исчезнут.
Девочка доверчиво смотрела на отца. Джурич Моран спрыгнул с ветки, легко приземлившись рядом с Енифар. Она засмеялась, когда они оба повалились на траву под деревом. Моран пощекотал ее нос и, пока она чихала, произнес:
— Они не позволят мне вернуться, пока не уничтожат все, что я успел создать.
Енифар плохо расслышала эти слова, потому что все чихала и чихала, а когда она наконец перестала чихать, Джурич Моран уже исчез.
— Ты идти сможешь? — спросила Енифар, когда Арилье открыл глаза и уставился на нее.
Он молчал и смотрел на девочку. Это продолжалось так долго, что Енифар наконец смутилась.
— Что? — спросила она. — Не узнаешь меня? Или не помнишь себя? Ты вообще-то что помнишь?
Арилье не ответил.
Енифар уронила руки на колени и закричала:
— Ой, беда мне с тобой! Почему ты не согласился взять телегу? Я закопала бы тебя в опилки! Ты бы ехал там, с нашими припасами, и горя бы мы не знали, и ты бы ел наши припасы, и опилки сыпались бы из твоих волос, когда я вытаскивала бы тебя, чтобы ты мог подышать воздухом… А теперь ничего этого не сбылось. Ты вообще-то жив?
Арилье сказал:
— Да.
Она живо наклонилась над ним:
— Ты меня-то помнишь?
— Енифар.
— Отлично! Все лучше и лучше! А сам ты кто?
— Арилье… Ты меня задушишь, пусти.
Девочка нехотя отодвинулась.
— У тебя спина болит?
— Да.
— Тут была фэйри, верно?
— Похоже на то… Ты спасла похлебку, Енифар?
— Как ты можешь думать о похлебке! — возмутилась Енифар. — И вообще, о чем ты думаешь?
Она подняла палец к небу, как бы призывая в свидетели облака и ядовитое солнце троллиного мира.
— Я знаю все твои мысли, Арилье-тролль! Ты вот как думаешь: фэйри спасает жизнь, а Енифар спасает похлебку. Да? Ну так вот, — не дав ему ответить, продолжала девочка, — все это клевета. Кто спасает похлебку, тот спасает и жизнь. К примеру. О чем ты подумал в первую очередь, как очнулся? О фэйри? Нет. О стреле, которая больше не торчит из твоей спины? Вовсе не о стреле! О крови, которая вся
