очень вольготно. Пьюти старый, заслуженный боевой сержант – у него на все есть ответы, он всегда поддразнивает молодых и настаивает на беспрекословном подчинении легким движением бровей. До того как он получил свои лычки, он попотел под началом дюжины тертых старых сержантов, а вот теперь он и сам старый тертый сержант.
Бад включил воду в душе, облился, через секунду вышел из ванны и далее действовал так же стремительно. Он вошел в чулан, где на плечиках висела его отстиранная и отутюженная форма, и приколол на форму золотой значок – индейский щит, увенчанный двумя крыльями и обрамленный надписью «Защищать и служить». Для молодых полицейских эта эмблема ничего не значила, но для Бада этот знак символизировал причастность к элитному братству: мы поддерживаем закон, говорил этот знак миру, мы защищаем этот мир.
Бад надел носки и ножную кобуру. Надел полосатые брюки, все еще тридцать шестого размера. Потом настала очередь коричневой рубашки с серыми эполетами и надписью на плече: «Дорожный патруль штата Оклахома». Выше надписи ярко, как цветок, сверкали сержантские шевроны. Девятнадцать лет потребовалось ему, чтобы достичь этого звания, хотя экзамен на сержантское звание он сдал на отлично еще на десятом году службы. Он застегнулся и затянул галстук.
– Бад, надень бронежилет! – крикнула из спальни Джен, хотя ей следовало бы спать.
Это напоминание вызвало в нем раздражение. Но в последнее время его раздражало все, что бы ни делала Джен.
– Эта проклятая штука тяжелая, как стиральная машина.
– Но все же надень жилет.
– Конечно надену, – соврал он.
Он ненавидел бронежилет. В нем он чувствовал себя как в ошейнике.
В последнюю очередь Бад надел черные высокие оксфордские ботинки и туго их зашнуровал. Экипировавшись, он вышел из чулана.
– Бад, ты так и не надел бронежилет, я же слышу. Тебя убьют, и что я буду делать со всей этой кучей неоплаченных счетов? – спросила Джен.
– Никто меня не убьет, – ответил он. – Спи.
– Последнее время ты стал просто невыносим, – угрюмо пробурчала она и отвернулась к стенке.
Он вышел в маленькую прихожую. Да, их дом нельзя назвать шикарными хоромами, но жаловаться грех. Стоял непроницаемый мрак, но Бад наизусть и на ощупь помнил каждый квадратный сантиметр своей прихожей. Он прошелся по коридору и взглянул на Расса, который почему-то трудно дышал. Во сне Расс был таким же своенравным, как и наяву. Кудрявые, непослушные волосы обрамляли его лицо; на стене над его кроватью висела фотография какого-то рок-исполнителя, в этом изображении было что-то дурманящее, дьявольское и сумасшедшее. Артист был похож на зомби в состоянии наркотического опьянения. Бад однажды видел, как водитель, наколовшийся ЛСД, устроил аварию на дороге номер 44, по ту сторону Оклахома-Сити. Они были похожи, как родные братья. Однако о Рассе Бад нисколько не беспокоился. Рассу было семнадцать лет. С виду совершеннейший оболтус: волосатый, лохматый, затянутый в черную кожу, в ухе блестящая серьга – короче, черт знает что, Бад даже знать не хотел, как это все называется. Но каким-то чутьем Бад понимал, что мальчишка слишком много взял от матери и поэтому не наделает в жизни глупостей. В школе он получал только отличные оценки, и если ему повезет, то его возьмут учиться в престижный Восточный университет.
У противоположной стены спал его младший сын, Джефф. На два года младше Расса, физически он превосходил его. У него был вздернутый нос и атлетическая мускулистая фигура. В его углу слегка пахло потом от носков, пропотевших маек и футболок и десяти пар теннисных туфель. По-солдатски упрямый и желающий многого добиться, он не был гением, не очень любил читать, но во всем, что бы он ни делал, проявлял себя как трудолюбивый и честный пахарь. Он все хотел делать хорошо, правда, у него почти никогда это не получалось. В дерзаниях Джеффа было что-то трагичное, он вечно был разочарован в себе от плохо, по его мнению, выполненных заданий, которые он сам себе задавал. Баду стало грустно от любви к этому мальчику, это чувство было так остро, что Бад не удержался и, наклонившись, поцеловал в щеку младшего сына. Ему казалось, что он очень нужен Джеффу.
«И сейчас я покину этого мальчика?» – спросил он себя, почувствовав вдруг на своих плечах неимоверную тяжесть. Это надо было обдумать. Возможность покинуть этот мир была реальной. «К черту панику. Я что, действительно собрался умирать?»
Что ж, все возможно. Может, именно так и произойдет.
– Папа? – Джефф заворочался, увидев отца.
– Да, Джефф. Что случилось?
– Почему ты не спишь?
– Меня вызвали. Ничего особенного.
– Ты не надел бронежилет. Я же вижу.
– Зачем он мне нужен? – ответил он. – Не беспокойся. Ты прямо как твоя мать. Спи.
Бад оставил за спиной свою семью и спустился по лестнице в холл, подошел к стенному шкафу и открыл его. Там был его арсенал. Он быстро и привычно выбрал то, что нужно.
Его тяжелый патентованный кожаный пояс висел на перекладине на внутренней стороне дверцы. Бад снял пояс, надел его и туго затянул на третью дырку. Пояс – очень важная часть амуниции полицейского; на поясе носят так много всяких вещей: наручники, газовый баллончик, дубинку, если приходится разгонять участвующих в уличных беспорядках, малую дубинку наподобие тех, которые носят мальчишки, радиотелефон, подсумок с обоймами и, конечно, пистолет.
Конечно, пистолет. Десятисантиметровый «Смит-Вессон М-66» калибра 0,357 «магнум». Он достал его с полки и быстро протер. Угловатые, прекрасные в своем безобразии контуры тускло блестели, но эта штука была очень удобна при стрельбе, в руке она сидела как влитая. Этот револьвер заряжался шестью маленькими патронами по 125 гран каждый, одиночными выстрелами из этого оружия Бад выбивал девяносто три из ста. Дважды в неделю Бад тренировался в стрельбе. Он был очень неплохим стрелком.
Он открыл барабан и вставил туда шесть патронов; взял с собой два приспособления для быстрой зарядки, в каждом из которых было по шесть обойм для скоростной перезарядки оружия. В отличие от многих других полицейских Бад старательно практиковался в обращении с этими приспособлениями. Он мог выбросить шесть стреляных гильз и вставить шесть новых патронов в течение двух секунд. Ему никогда не приходилось заряжать револьвер в боевых условиях, ему просто до сих пор не случалось стрелять по живому человеку, но лучше уметь что-то делать, даже если это не нужно, чем при необходимости не суметь это сделать. Бад положил пистолет в кобуру и застегнул клапан большим пальцем. Снова открыв ящик, где хранились его пистолеты, достал оттуда маленький «Смит-Вессон 640», щелкнул барабаном, открыл его, чтобы убедиться, что оружие заряжено пятью специальными патронами калибра 0,38. Он защелкнул барабан и сунул «бульдога» в ножную кобуру, пристегнутую к левой внутренней лодыжке. Кобуру он для надежности фиксировал к ноге шнурком.
Бад запер сейф и снял с его крышки полицейскую шляпу – форменный головной убор сержанта дорожной полиции. Темно-зеленая шляпа с плоскими полями сидела на нем как влитая, поля находились точно на уровне бровей. Наверное, именно с этой шляпы началась его полицейская карьера много лет назад. Черт возьми, он до сих пор уверен, что это самая красивая на свете шляпа, – это был единственный фасон, который он мог носить. Он бы не возражал, чтобы его похоронили в таком головном уборе или, по крайней мере, вместе с ним.
Выйдя из дома, Бад сел в скоростной джип, припаркованный на подъездной дорожке, – «шеви каприс», окрашенный в черно-белые цвета штата Оклахома. Он завел двигатель и взял в руки микрофон.
– Алло, диспетчерская, это шесть-ноль- пять, мои позывные два-одиннадцать-десять-пятьдесят один.
– Слышу вас, шесть-ноль-пять, – отозвался женский голос ночного дежурного диспетчера, – советую вам включиться в полицейскую междугороднюю сеть, чтобы получать данные по мере их поступления.
– Понял вас. Какие новости?
– Пока никаких.
– У меня все. Отключаюсь.
Он подключился к междугородной полицейской сети на частоте 155,670 мегагерц и тронул свою большую машину, направляясь к дому Теда и Холли Пеппер.
Жилой автоприцеп Пепперов был самым освещенным местом на этой мрачной улице. Впечатление создавалось как от горящей бензоколонки. Рядом с прицепом стоял Тед в полной боевой форме с зачехленной винтовкой в руках. Высокий, симпатичный молодой парень, может быть, слишком красивый; если в его характере была слабость, то она проистекала оттого, что таким людям все достается очень легко, они редко испытывают унижение и им не приходится достигать вершин своей задницей. Если вы красивый светловолосый мальчишка со вздернутым носиком, то жизнь сама поднесет вам все на тарелочке с голубой каемочкой. Но Тед был в полном порядке. Тед не имел только одного дара – особого инстинкта в распознавании отклонений в психике человека, навыка разбираться в мотивах поступков людей, навыка, который помогает рассмотреть правду под шелухой лжи. Не было у Теда и стремления довести работу до исчерпывающего конца – это качество отличает великого полицейского. Но на свете осталось не так уж много великих полицейских, и Бад понимал, что и сам-то он вряд ли входит в их число. У него только одно преимущество перед Тедом: он немного ближе к великому полицейскому.
Когда Бад подъехал, дверь трейлера открылась и на пороге появилась Холли в домашнем халате, держа в руках закрытые крышечками пластмассовые чашки, в которых, вероятно, был горячий кофе. На лице ее сейчас не было косметики, и веснушки ярко светились на белой коже лица. Волосы соломенного, почти золотого цвета казались наэлектризованными, но, несмотря на это, Холли оставалась Холли – она была
