его.
Холли, горько плача, прошла почти весь путь, возвращаясь на ферму, когда услышала рев моторов. Она повернула на запад и тут увидела их, точнее, их бортовые огни: три вертолета с ревом кружились над лесом, мерцая тревожными вспышками.
Потом она увидела, как с другой стороны приближаются машины, джипы полиции штата, фургоны, машины «скорой помощи», – по дороге несся целый конвой. Машины и вертолеты оказались у фермы практически одновременно. Из них выскочили люди в черном и в масках, вооруженные каким-то фантастическим оружием. Настоящий спектакль. Кино. Теперь это было уже никому не нужно.
Пока она шла к ним, люди в черном играли свой спектакль. Они врывались в двери, обыскивали помещения, готовые изрешетить из своих чудо-автоматов любого, кто попался бы им. Но никто им не попался, и решетить было некого.
Холли достигла ограждения.
– Помогите, – проговорила она.
Через секунду ее окружили полицейские.
– Они там. – Она показала рукой на лес. – Бад Пьюти и Ламар. Они там, в лесу. Я слышала выстрелы. Поспешите.
– Пошли, – сказал старик, который, очевидно, командовал ими.
– Пожалуйста, поспешите, – взмолилась она, но они уже скрылись из глаз.
«Мы были так близки», – подумала она.Бад выбирался по откосу наверх с затуманенным сознанием, он не чувствовал, что, двигаясь, поднимает клубы пыли, он не слышал рева вертолетов, и вспышек бортовых огней он тоже не воспринимал.
Мозг его работал с перебоями. Он зациклился на одной-единственной мысли: с этим покончено.
Вокруг него вспыхнул яркий свет.
Он заморгал.– Вижу его, – доложил по радио один из пилотов.
Си Ди посмотрел и действительно в лучах света увидел, как Бад трет кулаками глаза, потом становится на колени. Си Ди увидел, что Бад весь в крови, навел бинокль на его лицо – оно все было покрыто ранами.
– Посадите вертолет! Уберите свет! – заорал он.
Вертолет сел с мягким стуком.
– Слушайте, летите к дому, посмотрите, нет ли у них в машинах врача или, на худой конец, какого-нибудь чертова парамедика. Давайте его быстрее сюда. Мы должны доставить Пьюти в госпиталь в Команчи, в шоковое отделение. Предупредите их, что мы везем его к ним.
– Обозначьте место огнями, лейтенант, чтобы мы нашли его на обратном пути.
– Конечно отмечу, – пообещал лейтенант. – Кстати, доставьте сюда людей, для пущей безопасности.
Он перегнулся через борт «хью» и взял из рук пилота сигнальную шашку. Дернул шнур и зажег ее. После этого он побежал вниз по склону к Баду. Шашка пылала в его руках, как алый цветок. Вертолет с ревом взмыл в небо.
Лейтенант спустился с холма, подбежал к Баду и бросил шашку на землю.
– Бад, Бад…
– Я убил его, лейтенант. Он там, внизу. У него снесено все лицо. О боже, как у меня все болит.
– Да не волнуйся, Бад, наплюй.
Он старался успокоить Бада, обнял его за плечи одной рукой, а другую положил патрульному на грудь, пытаясь проверить, как бьется его сердце. Бад упал лицом вниз, потом поднялся. В ярком магниевом свете шашки кровь на его лице казалась черной. Лицо распухло. Один глаз превратился в узкую щелочку. Бад дрожал, изо рта текли слизь и слюна, губы были покрыты запекшейся кровью.
– Я все-таки убил его. Мать его… он мертв, – повторял Бад.
– Отличная работа, Бад. Ты одолел его. Великолепная работа. А теперь успокойся. Помощь…
Внезапно перед ними возникла человеческая фигура. Сначала Си Ди подумал, что это полицейский, но по мере того, как человек приближался, его очертания становились все более четкими, и он узнал его.
– Где Ламар? – спросил Ричард.
Си Ди был так близко от Ричарда, что смог рассмотреть, как сильно опухло его лицо. Его били? Неужели это Ламар его так избил? Но тут Ричард всхлипнул, и Си Ди понял, что тот плачет.
– Все, – сказал он, – с ним покончено.
– Где Ламар?
– Мертв, – ответил Си Ди.
Ричард поднял кверху какой-то предмет. Си Ди увидел, что это «смит-вессон» калибра 0,357.
Бад чуть не расхохотался. Ричард! С таким большим револьвером! Бог ты мой, да ведь это его собственный пистолет!
– Ричард, мальчик мой, все кончилось. Брось пушку. А то ты еще поранишь кого-нибудь, не дай бог. Лучше не делай этого, – ласково сказал Си Ди.
Ричард посмотрел на револьвер. Казалось, он от души удивился, обнаружив его у себя в руке.
Бад услышал, как к ним с ревом приближаются машины. Над головой у них повис вертолет, с него направили луч прожектора, ярко высветивший маленькую группу из трех человек. Ветер от вращения винта вздымал с земли тучи пыли.
Ричард моргнул.
– Я… я… – мямлил он.
– Вот что, Ричард, хватит. Все кончилось. Так что положи оружие на землю, а то как бы чего не вышло, – увещевал его Си Ди.
Ричард посмотрел на Си Ди, а потом перевел взгляд на Бада. В свете прожектора Бад заметил, что глаза художника обведены красными кругами, белки глаз тоже покраснели. Глаза его были полны страха, губы дрожали, а из носа текли сопли.
– Ричард, брось оружие, с этими машинками надо уметь обращаться. Все кончилось. Никого уже не надо убивать, ни тебя, ни кого-то другого. Ты был жертвой. Он заставил тебя бежать и примкнуть к его банде.
Ричард тупо кивнул.
– Брось пушку, Ричард, – вдруг резко сказал Бад, испугавшись, что молодцы из группы захвата просто пристрелят этого жалкого, недоделанного младенца.
Ричард шагнул вперед, потом обернулся, глядя, как к ним бегут высадившиеся из вертолета люди, снова посмотрел на Бада и Си Ди. Он покачнулся, словно потеряв равновесие. Си Ди шагнул вперед, желая поддержать его.
Ричард наклонился, чтобы положить револьвер на землю. Его со всех сторон окружили полицейские – это было прекрасно, это было здорово, это было просто великолепно, это был тот самый счастливый конец, о котором все только и мечтали.
Но вдруг в глазах Ричарда появилось странное выражение. Оно появилось вдруг, как бы из ниоткуда.
– Папочка! – крикнул он, поднял револьвер и выстрелил.Глава 32
В один прекрасный день, когда уже много времени прошло после самых пышных в истории штата похорон, когда газеты и телевидение успели потерять всякий интерес к этому делу, когда им перестали интересоваться и обыватели, к маленькому кладбищу в округе Кайова подъехал «Форд-250». Стоял ноябрь, канун Дня благодарения, когда Оклахома, одевшись в холодные цвета темной охры, теряет присущую ей яркость.
Над кладбищем хозяйничал сильный ветер, и Расс Пьюти, выйдя из машины, поплотнее запахнул плащ. Из носа при дыхании вырывался плотный пар, а глаза заслезились от холода. Расс только сейчас прилетел из удивительно теплого Нью-Джерси.
Следом за ним из машины вышел Джефф, который и привез его из аэропорта. Он тоже дрожал от холода.
– Проклятый холод, – сказал Расс.
– Проклятый холод, – согласился с ним Джефф.
Расс впервые приехал домой после двух месяцев, проведенных на Восточном побережье; он упорно работал и уже освоил материал первого курса, он сильно устал, но теперь у него появилась уверенность в своих силах. У Джеффа тоже все было в порядке. Он успешно сдал школьные экзамены, получил водительские права, теперь у него была своя, унаследованная от отца машина, и он даже завел себе подружку – дочь полковника из Форт-Силл. После занятий он усиленно тренировался, чтобы быть в форме к предстоящему сезону.
Двое молодых людей вышли из пикапа, который так живо напоминал им отца. Они огляделись, переминаясь с ноги на ногу, чтобы согреться, что, впрочем, плохо им удавалось.
Расс посмотрел на часы.
– Может, сами пойдем? – предложил он.
– Да, – ответил Джефф, – пошли.
Они прошли мимо чахлого кустарника, вошли в ажурные металлические ворота и оказались среди могильных камней, стоящих прямо на земле прерии. Могил было великое множество. Ветер дул сильными порывами, под их напором гнулась до земли замерзшая желтая трава. Такой уж здесь климат – всегда дует ветер.
В Нью-Джерси такого ветра не бывает, подумал Расс. Нигде в мире нет такого ветра, как здесь.
После нескольких минут поисков они наконец подошли к могильному камню, который ничем не отличался от таких же камней, стоявших вокруг. Как и они, этот камень был сделан из скромного полированного гранита, чистого и строгого, как сама жизнь, лишенного прикрас и сентиментальности.
Расс попытался ощутить в себе хоть что- нибудь приличествующее моменту, но не смог. Это было бы высокопарно, смешно и абсурдно.
Он вгляделся в надпись, которая подытоживала годы жизни лежавшего под камнем человека. 1926– 1994.
Ниже дат было написано: «Офицер полиции».
Еще ниже: «Он выполнил свой долг».
– Бедный старый пьяница, – сказал Джефф.
– Мне непонятно, зачем он сунулся в это дело, – отозвался Расс.
Ниже всех этих надписей значилось: «Карл Д. Гендерсон».
– Он сунулся в это дело, потому что считал его своей работой, – произнес их отец, выходя из-за камня. Он приехал на могилу несколько раньше своих сыновей. Потом он добавил: – Спасибо, мальчики, что пришли. Мне это очень приятно. Привет, Расс, ты прекрасно выглядишь.
– Спасибо, папа, у меня и правда все хорошо. А я и не заметил, где твоя машина.
– У меня сегодня не было настроения садиться за руль. Мамуля поехала за индейкой и по дороге подбросила меня до кладбища.
Расс посмотрел на отца и вспомнил, каким он был, когда они последний раз виделись в госпитале. Отцу удалось выжить. Старик оказался кремневым. Он был тогда неимоверно худ и торжественно-печален. Иногда в его взгляде
