попал под раздачу, и его совсем не жалко. Чтобы не казаться равнодушной свиньей, Тиль выжал:
– Отомстил, значит, герой? Так о чем печаль?
– Я был у Доллорес, – мрачно сообщил ангел-кадет.
– Уже покорила Голливуд?
– У нее есть ангел. Скажу по секрету: он позволил увидеть досье.
– Понятно...
– Нет, Тиль не понятно, – неудавшийся истребитель разошелся. – Все пять лет, что Доллорес была со мной, она наказывала себя за глупость, которую сделала. Понимаешь? Я был ее наказанием. Она заставлял любить меня. Я отдавал ей все сердце, все мысли, все силы, верил, что наша любовь – это самое светлое, что может быть. А на самом деле был машиной зарабатывания комфорта. И больше ничего. Доллорес симулировала любовь. Даже в постели. Знаешь, как она кричала подо мной? Я был не просто дураком, я был слепым щенком, которого водили на поводке. Я не нашел даже искры любви. Одно желание. Это так больно. Я презираю их всех.
Похожие мыслишки бередили Тиля, но в этом он не признался бывшему рогоносцу, а лишь похлопал по плечу:
– Ничего, брат-ангел, всякое бывает. Нам же сказали, что молодому ангелу в досье любимых заглядывать не стоит.
Про рубиновый камешек и спрашивать нечего – все и так ясно.
Неторопливой походкой подплыл капитан. 898-й насвистывал песенку, пребывая в отличном настроении. Выбрав скрижаль, удобно приземлился и потянулся:
– Как дела, коллеги?
– Отлично, – ответил Тиль за двоих. – Проветрился?
– Великолепно! Фантастика! Неподражаемо!
– Досье видел?
898-й приложил палец к губам:
– Это большой секрет. Не вздумайте болтать герру Сведенборгу.
Как по команде послышался стук трости, из-за пригорка показался парик в буклях, а под ним и весь господин учитель. Сведенборг раскачивался так, словно хромал на обе ноги. Лицом мрачен, брови скошены, барометр настроения показывает бурю.
Ангелы-кадеты подскочили и встали в стойку «смирно», Тиль замешкался, но вытянулся, как остальные.
– Мег’завцы! Бездельники! Тг’утни! – рявкнул учитель, еще одолевая пригорок. – Как стоите, олухи! Смиг’но! Г’уки по швам, глазами есть! Я вам покажу бездельничать!
Палка с мордой льва описала круг в опасной близости носов. Тиль невольно отшатнулся. Заметив, Сведенборг взъярился:
– Ангел-кадет... тьфу,... Тиль! Как ангел должен поступать со своей овечкой?
– В каком смысле?
– Штг’афной! За что ангел получает штг’афные?
– Я не знаю, герр...
– Штг’афной!... Ангел-кадет 897-й! Отвечать!
– Ангел получает штрафные, если овечка не следует должному! – браво отрапортовал летчик, недавно печальный.
– Ангел-кадет 898-й! Как ангел опг’еделяет лучший выбог’ для овечки?
– По своему усмотрению, герр учитель! – горел усердием капитан.
Сведенборг погрозил палкой и гаркнул:
– Мег’завцы! Слюнтяи! Недоучки!.. Сесть!
Буря стихла внезапно. Озверевший учитель принялся мирно теребить подбородок, борясь с размышлениями. Никто не смел шелохнуться.
Сведенборг вдруг улыбнулся беззащитно и растерянно:
– Потрачена жизнь на то, чтобы написать тома про небеса и ангелов. Казалось, мне являлась сама истина. А ведь я, мальчики, был слеп, как старый крот. Ну, откуда мог знать, как попадают в ангелы. Откуда мог знать, что ангелами становятся отниматели жизни: солдаты, бандиты, хирурги, акушеры абортов, охотники, киллеры, грабители, полицейские, мясники, террористы, спецназовцы, генералы, банкиры, надзиратели, палачи, самоубийцы, ковбои, снайперы, водители, адвокаты и прочая шваль. Как можно было догадаться, что им суждено отбывать не в месте, которое Там называют «ад», а здесь, у нас. Кто мог знать, что расплата за отнятие чужой жизни будет так чудовищно велика. Ведь это пикантно, не находите, господа?
Ангелы-кадеты переглянулись, но поддакнуть не смели.
– Ведь в этом есть особая прелесть. Вот, например, ангел 17-89, называвшийся овечкой Наполеоном. Знаете, где он? Нынче присматривает за продавщицей лапши в Гонконге. А овечка Чингисхан? Опекает украинскую проститутку в Мюнхене. А овечка Гитлер? Как паинька – ангелом у еврейской домохозяйки с пятью детьми. Да и вы, маленькие подонки, разве не заслужили гореть в смоле или хоть жарить ваши подлые задницы на сковородках? Так ведь нет – будете ангелами. Почему, я спрашиваю?
Тиль сделал то, чего никак не ожидал: поднял руку.
– Лично я, герр учитель, убивал только мух и комаров.
Сведенборг отмахнулся, как от приставучей осы:
– Кого это интересует? Наверняка – не меня. Разве не великая трагедия, что человек, проживший серенькую жизнь, ничего не сделавший, кроме как отслужил мельчайшей пылинкой, получает покой. А дерзновенные и сильные, которые не боялись ничего и вели за собой, обречены быть ангелами. Где разгадка этой несправедливости?
Ему не ответили.
Палка, описав круг, приземлилась на плечо учителя. Внезапно повеселев, он сказал:
– Не будем предаваться унынию. Вас обучили, как пользоваться досье овечки и видеть ее варианты. Очень мило, что коллеги избавили меня от этой рутины. Первым делом вы сунули носы в жизнь тех женщин, что имели к вам отношение. И нашли много неожиданного. Это будет уроком. Когда станете опекать овечек, помните, кто они на самом деле. И не питайте иллюзий.
Сведенборг исследовал ангелов-кадетов, но троица осталась невозмутимой.
Отважился Тиль:
– А Хрустальное небо?
Учитель подправил съехавший парик и настороженно спросил:
– О чем это вы, ангел-кадет?
– Мы сможем попасть на Хрустальное небо?
– Ах, вот что... Разумеется. Для того и служат ангелом, чтобы попасть на Хрустальное небо. Именно для этого, конечно, – Сведенборг оперся на палку. – Запомнить урок. Второй закон ангела. Ангел не имеет права договариваться с другим ангелом о поступках и судьбе овечки. Это значит, вам придется все делать самостоятельно. Помощи нет, и ждать неоткуда. Советов никто не даст. Ангел один на один с овечкой. У ангела друзей нет. Разбирайтесь как хотите. Обучение окончено. Курс выпущен.
Ангелы-кадеты послушно вскочили.
Мастер заковылял по склону, шаркая туфлями пыль и сбивая камешки тростью. Как только спина его исчезла за холмом, 898-й натужно заржал:
– Отлично разыграли! «Большая тайна», «никому не говори, а то штрафные выпишут». Умереть от смеха, если бы уже не сдохли.
– Нас уже обучили? – Тиль не мог поверить в такую удачу. Или наоборот.
898-й взобрался на камень и принялся рассматривать даль:
– Все, что нужно, я знаю... А не видать что-то Хрустального неба.
Зато летчик опять сник и, закрыв ладонями физиономию, пробормотал:
– Дерьмо! Что я наделал!
Сблизившись с 898-м, Тиль спросил тихонько:
– Ты видел свою девушку?
