радению Конрад успешно продвигался по службе и вскоре командовал эскадрой в Каспийском море. К сожалению, за нехваткой времени у Екатерины так и не дошли руки отозвать его из южных пределов России, с тем чтобы заменить им цесаревича Павла Петровича.
Тайна происхождения Конрада умерла бы вместе с Гиацинтом и Екатериной, если бы не их переписка, которую адмирал перед смертью спрятал под любимой половицей у себя в кабинете.
Таким образом, я — пра-пра-пра-пра-пра-правнук императрицы Екатерины Великой, втайне родившей и на расстоянии вырастившей прекрасное дитя любви по имени Конрад фон Хакен. Более того, как явствует из ее писем адмиралу Гиацинту, она была непрочь увидеть это дитя с короной на голове в Зимнем дворце!
Правда, обстоятельства сложились так, что корона Конраду не досталась. Ну что ж, на да нет и суда!
Зато есть я!
Говоря генетически и династически,
Глава одиннадцатая
Дипломатический инцидент
Попрошу-ка посольство США отправить потрясающую переписку дипломатической почтой в Никсонвиль, решил я. В университетском Employees Credit Union[208] я уже давно арендую сейф. Там хранятся экспонаты миниатюрного музея моей личности: интимная фототека (хроника научной экспедиции в Канкун с любимой аспиранткой), сухой корнеплод из тех, которые когда-то едва не разорили беспокойного папана, и прядь волос матушки. Пусть эпохальные эпистолы найдут себе место рядом с прочими реликвиями Роланда!
В посольстве меня хорошо знали. По приезде в Москву я сходил туда, чтобы зарегистрироваться на случай киднепинга или убийства, и с тех пор еженедельно звонил в консульский отдел отмечаться как живой-здоровый фулбрайтовец.
Положив корреспонденцию в коробку от конфет «Godiva» (конфеты я специально съел сегодня утром), я отправился в известное здание на Садовом кольце, известное в Москве как «гнездо шпионов» и «бастион глобализации».
У посольских ворот меня остановил милиционер. Заснеженные полушубок и валенки придавали ему вид лягавого тороса.
— Вы куда?
— На маленький кусочек моей полуотчизны, затерявшийся среди махин Белобетонной, — взмахнул паспортом я.
Мы разговорились.
— Как дела, служивый?
— Нормально.
— Ну вот и о’кей.
Опасаясь Осамы, американцы соорудили у входа в посольство тамбур с проверочными устройствами на лазерах и ультразвуке. Здесь меня встретил другой страж — морской пехотинец образца «триумф тестостерона». Какой контраст с круглым, как Каратаев, мильтоном! Шишковатая башка, чрезвычайная челюсть, брутальные бедра и большие, не по икрам, ступни — все говорило о том, что с ним шутки плоски.
Я очаровательно улыбнулся.
— Что сказала курица, перейдя шоссе?
— ?
— «У меня голова идет кругом. Хорошо, что ее отрезала проезжая машина!»
— ?
— Хочу сказать, mon gars,[209] что млею от вашей маскюлинности. И недаром: я потомственный вояка. Мой пра-пра-прадед был русским генералом, а дядя — эсэсовцем.
— Прошу пройти через электронный барьер, — сказал страж деревянным голосом.
Я прошел.
Раздался вой сирены.
— Прошу снять куртку.
Я снял мою «Ralph Lauren», прошел.
Раздался вой сирены.
— Прошу снять джинсы.
Я снял мои «Perry Ellis», прошел.
Раздался вой сирены.
— Прошу снять трусы.
Я снял мои «Austin Reed», прошел.
Раздался вой сирены.
Я прекрасно присел и вытащил из тайника тела диктофон. Пехотинец отпрянул и погладил себя по прикладу.
Я взмахнул теплым аппаратиком.
— Демонстрирую.
Мускулистым пальцем включил мой «Sony». В тишине тамбура зазвучал вчерашний диалог с Флорой: «Женщины более крепки на износ, чем мужчины, ибо формой или, если хотите, формами напоминают сферу — наиболее устойчивую геометрическую фигуру. Мужчины же суть параллелепипеды, со всеми вытекающими оттуда последствиями». — «Ой, как интересно!»
Пока мой голос излагал основы геометрии любви, я извлек из лежавшей на полу куртки сигареты.
Пехотинец схватился за противогаз.
— Курение табачных изделий на территории посольства является нарушением федерального законодательства США.
Я раскатисто рассмеялся.
— За затяжку в каталажку?
Пехотинец щелкнул затвором.
— Сержант, не стрелять! — раздался вдруг полузабытый голос.
Я вывернул шею на 180 градусов — и непринужденно обомлел. У входа в тамбур стоял полный мужчина с полным портфелем.
Ба! Да это же Пирс Ле Мезюрье, мой школьный приятель, которого я не видел лет пятнадцать. Обрюзг, раздобрел, а так все такой же маленький да массивненький.
— Пирс, привет!
— Роланд, не могу поверить, что это ты!
Я еще стоял без трусов, а мы уже разговорились.
