Отодвинув в сторону поднос, показал ему конфетницу с корреспонденцией и изложил историю Екатерины, Гиацинта и Конрада. Памятуя о профессии Пирса, я особенно упирал на внешнеполитические аспекты романа адмирала с императрицей в контексте европейской истории восемнадцатого века.
Когда я умолк, за окнами было уже темно.
— Я думал, что претендент на престол уже есть, причем от самой династии Романовых, — промолвил приятель.
— Позволь обрадовать тебя еще одним экскурсом в прошлое. — Я отпил глоток холодного кофе. — Ты наверное слышал, что в 1917 году в России имели место подряд две революции.
— В Буркина-Фасо было нечто подобное, — оживился Пирс. — В начале восьмидесятых годов там трижды происходили перевороты, пока к власти не пришел майор Томас Санкара.
— Которого твой герой Кампаорэ затем укокошил.
Пирс дипломатически вздрогнул.
— Зависит, что ты имеешь ввиду под «укокошил». — Голосом, исполненным восхищения, он добавил:
— Откуда ты столько знаешь про Буркина?
— Чтение, размышления, консультации с очевидцами.
Мы помолчали, каждый из нас погруженный в свою думу — я в династическую, Пирс в политическую.
Приятель первым прервал молчание.
— Роланд, объясни, почему царем должен стать именно ты, а не принц Георг Романов — так, кажется, его зовут?
— В дни Февральской революции некий великий князь Кирилл Владимирович, предок псевдопретендента, бегал с красным бантом в петлице по Петрограду, приветствуя свержение собственного кузена, он же император Николай II.
— Значит, великий князь был коммунистическим агентом влияния, — понимающе понурился Пирс.
— Своей акцией, которая возмутила всех лояльных русских людей, августейший левак потерял лицо, а также шанс взойти на престол. Лет через тридцать после истории с красным бантом Владимир Кириллович, сын Кирилла Владимировича, женился на княжне Леониде из Тбилиси. У них была дочь, Мария.
Я многозначительно посмотрел на приятеля.
— Заметь, Пирс, что согласно законам Российской империи корона наследуется исключительно в мужской линии. А великий князь Георгий Михайлович, которого ты упомянул, — всего лишь сын своей матери.
— Я не совсем понимаю.
— В 1976 году великая княжна Мария Владимировна вышла замуж за принца Франца-Вильгельма Прусского, и, хотя тот обратился в православие и даже придумал себе псевдоним «великий князь Михаил Павлович», он как был, так и остался правнуком кайзера Вильгельма II и по-русски знает лишь фразу «калинка-малинка».
— «Калинка моя»! — пропел Пирс с аховым акцентом.
Я вопросительно поднял бровь.
— Перед тем как приехать в Москву я прослушал курс русского языка в Джорджтаунском университете, — объяснил друг, после чего пошел к стойке и взял еще два кофе.
По его возвращении беседа державного содержания возобновилась.
— Роланд, а как насчет президента Путина? США поддерживают проводимые им экономические реформы. Мы бы не хотели, чтобы теперешняя политика России претерпела изменения.
— С Путиным я договорюсь. Благодаря финтам фортуны мы с ним уже знакомы. В 1989 году, будучи в Германии, я спас его от смерти, когда на него напала банда берлинских башибузуков.
Я непринужденно расправил плечи.
— Прошлой осенью президент дал прием в Кремле для американских ученых, проводящих исследования в России. Я тоже получил приглашение. Когда Путин подошел ко мне, я спросил бывал ли он в Берлине. «Приходилось», — ответил он. Эта реплика была намеком, что президент помнит, кто пришел к нему на помощь в момент разбойного нападения.
— Ты прав. В сферах высшей политики даже одно слово может значить очень многое.
— Я готов доверить Путину рутинное управление страной — peut-etre [214] даровав ему титул князь-кесаря или даже вице-царя, — а сам буду осуществлять общее руководство. — Я зорко взглянул на Пирса. — Вспомни генерала Монка.
— Монка?
— Эх ты, принстоновский прогульщик! Когда в семнадцатом веке Англией правил Оливер Кромвель, Монк командовал войсками в Шотландии. После смерти узурпатора он помог королю Карлу II взойти на престол. Благодарный Карл назначил его командующим армией и флотом плюс возвел в герцогское достоинство. Монк стал важнейшим после монарха лицом в государстве. Так вот, Путин будет моим Монком.
— Ну хорошо, а у тебя есть политическая программа?
— Разумеется. Я намерен быть активным царем. Часто буду приезжать в Россию, посещать провинциальные города. Заметь, у меня уже есть опыт административной деятельности: однажды я целый год замещал начальника славянского отделения у нас в университете. И, надо сказать, весьма успешно. Деканы молились на меня!
За окном уже было темно, кофе опять остыл, а я продолжал описывать Пирсу потрясающие перспективы правления. Помещение опустело. Лишь рядом с нами двое пехотинцев кидались друг в друга потребованными гамбургерами.
— He! Vous la-bas! Mes gars de Mars![215] Это вам буфет, а не Багдад! — зычно заметил я.
Те выстроили палисад из средних пальцев. В ответ я согнул руку и поцеловал себя по бицепсу.
Пораженные пехотинцы побрели прочь.
— Скажи, Пирс, ты бы хотел стать послом США при дворе российского императора? — спросил я в наступившей тишине.
— Ну да, наверное…
— Как царь-государь я вправе потребовать, чтобы президент Буш прислал мне тебя в подарок. Если будут накладки, могу пригрозить, что Россия заключит с Францией и Германией новый Священный союз, как во времена Меттерниха.
Пирс оживился.
— Согласен, что подобное развитие событий могло бы стать проблемой для американской внешней политики. История дипломатии знает ряд случаев, когда государства меняли свой внешнеполитический курс на 180°. Например, в Буркина-Фасо…
— Старина, ты абсолютно (не)прав, — улыбнулся я и постучал пальцем по конфетнице.
— Будь добр, возьми эту коробку и передай ее посольскому почтальону.
Выйдя на улицу, втянул январский воздух в лихие легкие. Ноздри защекотали вечерние снежинки. Я сунул в рот сигарету и зашагал к метро.
Баснословная банка едет в банк! Свидетельство моего происхождения будет в сейфе!
Глава двенадцатая
