развлекалась с любовником. Вдруг ей было бы неприятно, что я болтаю на подобную тему? Но Сергей Михайлович пообещал, что не станет распространять эту информацию по общежитию, и я предпочла не скрытничать.
— Раз вы решили оказывать такую активную помощь следствию, — снова вмешалась Долинина, — вы не будете возражать против того, что мы возьмем у вас отпечатки пальцев?
Я вообще не догадывалась, что милиции можно по данному вопросу возражать, и потому лишь кивнула.
— Но зачем это вам? — рискнула поинтересоваться я, едва странная процедура завершилась. — С чем вы хотите их сравнивать?
Ирина Станиславовна с холодным, однако нескрываемым удовольствием изучала свой трофей. Сергей Михайлович искоса глянул ей через плечо, затем, нахмурившись, обратился ко мне:
— Скажите, Маша, а вот этой комнатой, где мы сейчас, ею часто пользуются?
— Зимой — нет, здесь очень холодно, — объяснила я и, освежив в памяти свои недавние предположения, выпалила: — Так вы считаете, Марго упала отсюда? Знаете, мне тоже так кажется. Я забыла сказать, что когда я с утра проверяла вот это окно, оно очень легко открылось. Слишком легко. Вот это, видите!
— Значит, вы забыли сказать, что открывали это окно, — холодно прокомментировала Долинина. — А теперь вот вспомнили — ни с того, ни с сего.
— Просто раньше вы на эту тему не заговаривали, а когда заговорили, я и вспомнила. Я не понимаю, что вас удивляет.
— Меня уже ничего не удивляет. Итак, когда вы проверяли это окно? Во сколько?
— Я точно не помню. Наверное, около двенадцати.
Лишь тут до меня дошло.
— Конечно, на этой раме есть сейчас мои отпечатки. Но вчера их не было.
— Это ведь логично, — глядя на коллегу, заметил Сергей Михайлович. — Мы прибыли сюда в четырнадцать.
Ирина Станиславовна подняла брови, и я почувствовала прилив злости.
— Уж не считаете ли вы, — воскликнула я, — что я вытолкнула Марго из окна за то, что ей не нравилась моя одежда? По-вашему, это достаточный повод для убийства?
Сергей Михайлович мрачно пробормотал:
— «Она назвала меня плохим словом, в связи с чем я нанесла ей двенадцать ножевых ударов». Это цитата из заявления подследственной.
— Так ваша подследственная, наверное, больная, — предположила я. — В смысле, душевнобольная. Иначе и быть не может! Если бы нормальный человек убивал по подобной причине, человечество давно бы вымерло.
— Человечество довольно быстро размножается, — пояснила Долинина. — А ревность вы полагаете достаточным поводом для убийства?
Я добросовестно принялась размышлять. Мне лично вообще трудно представить, за что можно убить человека. У меня это не укладывается в голове. Но, если судить по художественной литературе, ревность — страшное чувство, и оно способно лишать рассудка.
— Да, — согласилась я, — ревность может стать поводом. Только у Марго никого не было. В смысле, она не дружила ни с одним парнем. Кто мог ее ревновать?
— А вы не догадываетесь?
— Если бы догадывалась, не спрашивала бы, — стараясь скрыть нарастающее раздражение против собеседницы, сообщила я и повернула голову к Сергею Михайловичу.
— А разве Петрова не дружила с Александром Марковым? — улыбнувшись, уточнил он.
Я пожала плечами.
— Еще вчера я бы твердо ответила, что нет. Но сегодня мне сказали, что вроде бы они часто общались. Только вряд ли это был роман. Зачем Марго роман с таким, как Сашка? Она бы выбрала кого- нибудь покруче.
Капитан подмигнул.
— А что, этот ваш Сашка, он совсем несимпатичный?
— Нет, он ничего, — вступилась я. — И главное, человек хороший. Только он совсем мальчишка. Он, наверное, и не думает еще ни о какой любви. Я уверена, что не думает!
Сашка — и любовь… Смешно!
Долинина кинула на меня взгляд, полный нескрываемого отвращения, и протянула:
— Да-а-а? Значит, он не думает о любви? И вы наверняка тоже?
Я покраснела. Какое ей дело до меня и Макса? Не стану отвечать, и все тут!
На помощь ко мне снова пришел Сергей Михайлович.
— Спасибо за ваши честные и исчерпывающие показания. Подпишитесь, пожалуйста, вот здесь. Да, и попросите прийти к нам вторую соседку Петровой… ее зовут Наталья Денисова, так?
Я расписалась и вышла. Прикрыв дверь, я остановилась, поскольку почувствовала, что меня трясет. Требовалось хоть немного прийти в себя. Я не собиралась подслушивать, честное слово! Но вдруг услышала.
— Какие же вы, мужики, ослы, — в сердцах произнесла Ирина Станиславовна. — Смазливое личико, коса да простодушное хлопанье глазками — и вот перед вами святая невинность.
— Девочка была совершенно искренна, — устало возразил капитан. — И потом, она по своей инициативе принесла нам билет. По билету мы сможем узнать, в какой гостинице он куплен. Или через какую турфирму. Если мы сможем связать его с Юханом Свантесоном, то…
— Билет — ложный след, а Свантесон — это совпадение. Таким, как эта девица, всегда везет. Петрова увела у нее парня, а она притворяется, будто ей все равно. Ты не знаешь женщин, Сережа. Если женщина делает вид, что забыла, как другая женщина критиковала ее одежду, поверь мне, она врет. Святая невинность! Вот уж, не удивлюсь, если она стоит сейчас под дверью и подслушивает. С нее станется!
— Ты преувеличиваешь, Ира.
Я отскочила, словно ошпаренная, и бросилась вниз по лестнице. Сердце бешено колотилось, в голове царила полная сумятица. Надо сосредоточиться и все обдумать, понять… Но сперва отправить в солярий Наташу, раз пообещала. Наверное, она по-прежнему у нас?
Ситуация, которую я обнаружила дома, не поправила моего настроения. Алена, Илья и Сережа ушли, Наташа беседовала с Сашкой, Нелька с Виталиком, а Светка развлекала Макса. Она успела облачиться в коротенький халатик без пуговиц, к тому же уселась так, что трудно было не заметить миниатюрные кружевные трусики — равно как и большую часть того, что находилось под ними. В результате Сашка, например, явно стеснялся отвести глаза от собственных ботинок. Что касается Макса, тот не проявлял подобной деликатности. Оживленно о чем-то разговаривал, а при виде меня смолк.
— Ну, что? — раздраженно обратился ко мне Сашка.
— Они просят в солярий тебя, Наташа, потому что ты соседка Марго по комнате, — пытаясь сохранять спокойствие, передала я.
Она, молча кивнув, удалилась. Сказать, что мне было плохо, значит сильно преуменьшить нахлынувшую на меня тоску. Гибель Марго, отвратительные подозрения Долининой, а теперь еще уверенность, что я теряю любимого человека, едва успев его повстречать — причем, как это ни стыдно, именно последнее было для меня ужаснее всего остального.
Смотреть на Светку с Максом я не хотела, поэтому повернулась к Сашке. Что-то в выражении его лица заставило меня спросить:
— А скажи, отчего мужчины ругаются матом?
— От злости, — ничуть не удивившись, пояснил он.
— И это помогает?
— Ну… в некотором роде.
— А научи, пожалуйста, меня. Ты ведь умеешь?
Бедный Сашка откровенно растерялся.
