первая встреча.
Жуанита весело принялась хозяйничать. Вынула чашки, салфетки, налила из термоса дымящийся кофе, поахала с восхищением над жареными цыплятами и над белым эмалированным замысловатым ящиком с отделением для льда.
– Кент, какая прелесть! Чей это?
– Мой. Это – английский, вероятно. Я его купил в среду в городе, вспомнив, что у нас будет пикник.
– Как бы мне хотелось побывать в Англии!
– Еще успеете, – ободрил он ее. – Вот года два назад вам, например, и не снилось, что вы увидите Манилу, а теперь вы туда едете…
– В качестве компаньонки и няньки, не забывайте. Должно быть, трудная работа… Мне все еще кажется, что это – сон. Мы будем жить в глуши, и миссис Кольман говорит, что там будет адская скука!
Кент растянулся на нагретой солнцем гладкой скале, пока Жуанита распаковывала корзинку. При последних ее словах он открыл глаза.
– Я приеду туда и буду развлекать вас.
– Неужели правда, Кент? Мне будет так ужасно тоскливо одной.
– Да, думаю, что ничего мне не помешает, – ответил он деловым тоном. И раньше, чем она заговорила снова, перешел к вопросу о Сидни Фицрой. – Я бы хотел выяснить это дело до моего ухода от Чэттертона, – заметил он.
– Вот я снова дома, – сказала мечтательно Жуанита, закончив с хозяйством, и, заложив руки за голову, загляделась вдаль. – И мне кажется, что все ясно, выяснять нечего! Что я только что вернулась из школы и уверена, что всю жизнь проведу здесь…
Кент видел, что она просто думает вслух и не мешал ей.
– Ведь я могла выйти замуж за кого-нибудь из Солито… Там живут писатели, разные интересные люди… Но, нет – теперь мне кажется, что это было бы катастрофой…
– А потом – вы, и болезнь мамы, и все, все сразу… И снова вы, – она улыбнулась, – и Билли, и Анна, и приезд миссис Чэттертон… и с того дня все перемешалось в моей душе. Этот голос, что я узнала, и ее желание поместить меня в дом святой Моники… и снова перемена… И, наконец, то, что мы открыли вместе в день Нового года… Что вы и я – мы ищем одного человека… Кто он? Кто я? И что она знает об этом?
– Поищем. Этой ночью мне пришло в голову, что ведь, если я найду Фицроя, а очень вероятно, что вы ему кем-нибудь приходитесь, то собственность на Мишн-стрит достанется когда-нибудь вам.
– Кент, вы думаете, что он мой отец?
– Возможно.
– Вы спросите миссис Чэттертон прямо, знает ли она что-либо о нем?
– Может быть… Посмотрю… Ну, – он поднялся, – нам пора домой; увы! А я бы согласился остаться тут на целый месяц!
Они вернулись на ферму. Жуанита, немного побледнев, но вполне владея собой, простилась с женщинами, перецеловала старых и новых ребятишек и уселась в автомобиль.
Пока они проезжали родными ей местами, она давала Кенту краткие пояснения. Но когда эти места скрылись из вида, совсем замолчала. Молчал и Кент. Спустя некоторое время, чувствуя сладкое прикосновение ее плеча, он заглянул ей в лицо, думая, что она задремала. Но ее голубые глаза были широко открыты и смотрели неподвижно в пространство.
– О чем вы думаете, Жуанита? – спросил он нежно.
– Мне бы хотелось, чтобы этот день никогда не кончался, – сказала она со вздохом.
– Так вам хорошо со мной? Я вам нравлюсь? – спросил он с неловким смешком.
– Я вас очень люблю, Кент!.. – Ее голос вдруг замер. И до самого дома оба не говорили ничего.
Они подъехали к дому, когда уже было совсем темно. Кент помог Жуаните снять плед, в который она была укутана, и выйти из автомобиля. Когда она, пошатываясь, сонная и смеющаяся, очутилась в темноте на дорожке возле него, он сказал вдруг, понизив голос:
– Жуанита, вы не представляете, как я полюбил вас! Может быть, нехорошо с моей стороны говорить это, и вы знаете, как я крепился, чтобы не говорить… Но ничего не вышло. Вы так мне нужны…
Он наклонился так близко, что отрывистые, невнятные слова показались лишними обоим. Трепеща, Жуанита положила руку ему на плечо, а он обнял ее.
Не сознавая, что делает, она подняла лицо в темноте, и Кент нагнулся, чтобы поцеловать ее. Некоторое время они оставались так, прильнув друг к другу, и каждый слышал биение сердца другого, и весь мир вокруг Жуаниты кружился в каком-то вихре экстаза, страха и радости.
Какой он большой и сильный в этом широком пальто! Прикосновение его твердой щеки, теплота дыхания и слабый запах поля от его волос и лица…
У нее кружилась голова. Она смогла только сказать:
– Кент… Кент!
Жуанита не сделала ни малейшей попытки оттолкнуть его. Но через минуту он сам выпустил ее, и она исчезла в дверях, помчалась по темной лестнице, каждый нерв в ней дрожал, а сердце ликовало.
Наконец, она в своей комнате. Никто не видел и не остановил ее. Она зажгла свет. Усталость как рукой сняло, она забыла, что только что была озябшей и сонной. Пальто полетело на кровать, за ним последовала шляпа. Жуанита стояла посреди комнаты, тяжело дыша, вся словно наэлектризованная счастьем.
