напрашивались два вывода. Первый — следствие за нос пытается водить Панин. Второй — раз он так уверен, что Некипелов по данному вопросу соврал, значит, в курсе подробностей вчерашней беседы. Ученые явно успели спеться.
— Итак, в семейной жизни Бекетова все было прекрасно, а остальное — сплетни. Я вас правильно понял?
— Да. Конечно, как и в любой семье, иногда появлялись разногласия, но не принципиальные. У Ани на редкость покладистый, незлобивый характер, с нею легко ужиться.
— Скажите, а Бекетов не расстроился, когда у него родилась девочка? Он, вроде бы, хотел второго мальчика?
Немного подумав, Панин согласился.
— Да, расстроился. И Аня тоже. Но, разумеется, они и Леночку любят.
— И последний момент. Гуревич очень заинтересован в том, чтобы посмотреть записи покойного. Если я правильно понял, они работали вместе над серьезной проблемой, и Гуревич надеется обнаружить что- нибудь полезное. Николай Павлович прищурился, в глазах его появилось новое выражение — живой и радостной заинтересованности.
— А ведь вы правы, — медленно произнес он. — Я действительно натыкался на нечто по этой теме. Я пока не изучал записи, только просматривал, но я обязательно сегодня же это найду и постараюсь привести в божеский вид. У Володьки в компьютере, как всегда, полный хаос, — Панин снисходительно улыбнулся. — А ведь я ему говорил — надо хотя бы раз в месяц наводить порядок, да где ему при его несобранности! И что в результате? Все брошено в таком состоянии, что, если б не я, никто б вовек не разобрался.
— А разве Некипелов не разобрался бы?
— Разве что Некипелов, и то не убежден. Ему не хватает кругозора, да и терпения не всегда. В общем, если встретите Гуревича, так пускай подойдет ко мне. Разумеется, я ему помогу.
Талызин поблагодарил и отправился в соседнюю комнату, куда удалилась Анна Николаевна. Постучав, услышал слабое «войдите». Вдова полулежала на диване с видом умирающей. Но, учитывая, что совсем недавно она была весьма бодра, следователь решил не оказывать первой медицинской помощи и приступил к разговору.
— Не вставайте, не вставайте, пожалуйста, раз вы плохо себя чувствуете! — вежливо попросил он. — Мне и так неловко, что придется задавать вам вопросы. Понимаю, вам не до меня. Но вы правильно заметили — я вынужден.
Анна Николаевна лишь слегка наклонила голову, и Талызин без долгих предисловий флегматично осведомился:
— Вы уверены, что ваш муж покончил с собой, а не убит?
— Ой! — широко распахнула глаза Анна Николаевна. — Конечно. А почему я должна… я не понимаю…
— Некоторые считают, он был не из тех, кто способен наложить на себя руки. А как думаете вы?
— Да, Володя не открывал душу посторонним, — кротко заметила вдова. — Посторонним могло казаться, что у него на душе все прекрасно, но я знала, что это не так. У него были проблемы, и они очень его беспокоили.
— Какие проблемы?
— Ох… нам с вами трудно это понять, мы ведь не ученые, а обычные люди. У Володи начались трудности в работе. Возраст, он же все-таки сказывается, правда? Нет такого потока идей, как в молодости, интеллект слабеет. Для обычного человека это ерунда, а для Володи… Он так переживал, что у него начались и другие проблемы… интимные… ну, вы понимаете? А мужчины из-за этого так страдают. Я знала это, но я не понимала, — она всхлипнула, — я не понимала, что он
— Вам ведь надо было забрать детей, — благодушно напомнил Игорь Витальевич. — В чем же вы виноваты? Вы во сколько выехали из дома?
— Встала, позавтракала и поехала. Наверное, выехала в районе девяти.
— И в каком настроении находился ваш муж?
— В подавленном. После этого ужасного юбилея он места себе не находил. Но я надеялась — привезу деток, и он повеселеет. Детки, они как солнечный лучик, они любому поднимут настроение, правда?
Талызин был категорически не согласен с данным заявлением, однако кивнул.
— Да, а вы не знаете, у вашего мужа не было каких-нибудь планов на день? Он никуда не собирался, никого не ждал?
— Нет. Он сидел, что-то обдумывая. К сожалению, я тогда не догадалась, что. Я надеялась, даже если он и собирается… если он и задумал плохое, то не решится сразу. Я успею привезти деток и вывести его из депрессии.
— Да, это понятно. Вы, наверное, схватили детей и сразу же помчались обратно, да? Чтобы успеть?
Анна Николаевна приложила к глазам платочек и довольно долго всхлипывала, затем горестно воскликнула:
— Не терзайте мои раны! Нет, я не помчалась обратно. Я ведь не знала, что счет идет на минуты. Я думала, на дни или хотя бы часы. Я была такая усталая, мои нервы были так истерзаны, что я не смогла сразу уехать. Я привыкла в трудную минуту быть рядом с мамочкой, искать у нее поддержки. И, пока я черпала у нее душевные силы, прошло все утро. Обратно я выехала около двух.
— И все это время вы были вместе с матерью?
Анна Николаевна поглядела на следователя цепким взором, так не вяжущимся с наивным детским голоском, и сообщила:
— Мамочка ненадолго выходила погулять с детишками. А остальное время мы были вместе.
— И сколько же ее не было?
— Не помню. Знаете, у меня совсем нет чувства времени, а смотреть на часы я вечно забываю. Я такая рассеянная, просто ужасно!
— И во сколько она выходила?
Собеседница лишь недоумевающе и сокрушенно развела руками.
— Хорошо, — не стал жать следователь, — я понял. Значит, для вас в тот день настала трудная минута. А почему?
— Как почему? — взмахнула ресницами несчастная вдова. — Разве вы не знаете? Разве вам вчера никто не сказал? Накануне, в свой день рождения, Володя говорил о самоубийстве. А поскольку я и до этого ловила его на подобных мыслях, я страшно расстроилась и хотела посоветоваться с мамочкой, что мне предпринять.
— Это было единственное, из-за чего вы расстроились?
— Нет, не единственное, — неожиданно призналась Анна Николаевна, — но после происшедшего вторая причина кажется смешной. На юбилее присутствовала девочка… ее зовут Кристина, она лаборантка… Знаете, Володя, он очень нравился женщинам. Очень был обаятельный человек. А эта лаборантка… ведь у девчонок сейчас нравственность на нуле… она бегала за ним, как кошка. Разумеется, он не воспринимал ее всерьез, я была в нем уверена. Иначе разве я согласилась бы, чтобы она присутствовала на дне его рождения, правда?
В ответ на взмах ресниц и наивную девичью улыбку Талызин, естественно, кивнул, а про себя кое-что отметил. Первый человек, который постоянно говорит о Бекетове в прошедшем времени — его жена. Остальные словно до сих пор считают его живым, а она уже похоронила. Этот факт не в ее пользу. Но в то же время она откровенно заговорила о скандале с Кристиной — это уже в ее пользу. Или она просто знала, что следователь в курсе?
— Значит, девочка бегала за вашим мужем?
— Да, мы с ним вечно над этим смеялись. А тут… не знаю, что ей в голову взбрело… после этого тоста она стала на меня кричать. Мол, я виновата в том, что довела Володю до подобного состояния, и, если б он жил с ней, такого бы не случилось. А Володя как раз куда-то отошел, и некому было ее образумить.
— Ничего, — утешил следователь, — вы же понимали, что это не так.
