самоходки, по которой скромно и тихо тарахтели возы наших «славян»-обозников, что следовали туда же на запад, на Львов, на Брест, на Варшаву, на Прагу, на Будапешт, на Вену, на самый Берлин — освобождать земли от гитлеровской нечисти.
А уже к вечеру я лежал на жесткой кровати в наспех оборудованном госпитале и слушал, как барабанит холодный осенний дождь в затемненные синей бумагой окна. Я слышал торжественный голос диктора, который доносился из репродуктора в другой комнате. А потом гремели залпы. Москва салютовала войскам генерала Ватутина, которые вернули Родине Киев. «И пронесем знамя до Киева», — вспоминал я слова генерала, сказанные нам в слобожанском селе, возле школы, августовским солнечным утром. «И впереди победа!»
Еще одно волновало меня до глубины души.
— Сестра! — позвал я, слегка приподняв голову. — Возьмите бумагу, чернила и подойдите ко мне!..
Медицинская сестра села рядом, положив на тумбочку листочек бумаги, вырванный из тетради.
— Вам нельзя волноваться… Успокойтесь. Я все напишу, все…
Если бы она могла написать это «все», чем было наполнено мое сердце, чем жил в эти минуты мой мозг.
— Я слушаю вас…
— «Здравствуй, Орися!
Я часто думал о тебе и твоем лейтенанте. А на днях даже письмо собирался тебе написать, да не было времени. Был занят. Форсировали Днепр, а потом брали Киев. Теперь время есть. Лежу в госпитале. Сегодня я узнал, что у меня нет ни отца, ни матери — погибли. И кажется мне, Орися, что нет для меня на свете родней человека, чем ты».
Я умолк, а девушка в белом халате и косынке тихо, словно страшась спугнуть мои мысли, спросила:
— А дальше что писать? …
Примечания
1
Все в порядке! Понятно?
