– Значит, все улажено! – обрадовалась она. – И Филипп больше не будет сердиться! Оливию не посчитают бесстыжей особой, и мы сможем принять приглашение леди Макдоналд и переехать в посольство, пока не прибудут войска и не разгонят «боксеров» по их норам!
Сэр Уильям с легким раздражением уставился на жену. Будет нелегко разубедить ее, объяснив, что вряд ли столь небольшой отряд способен защитить посольский квартал. Поэтому он только погладил ее по руке и напомнил:
– Оливия еще не успела отдохнуть, дорогая. Ей нужно поспать.
Только тогда Летиция заметила бледность племянницы и синие круги под глазами.
– Розовая вода, – изрекла она, уже думая о будущем визите бельгийского посланника. – Перед сном положи на глаза салфетки, смоченные в розовой воде.
– Да, тетя Летиция, – покорно ответила Оливия, зная, что у нее просто не хватит на это сил.
Поцеловав тетку в щеку, она побрела к себе, но еще успела услышать ее задумчивый голос:
– Не находишь странным, дорогой Уильям, что доктор Синклер не привез жену в Пекин?
– Не нахожу, – ответил муж с необычной для него резкостью. – Синклер не собирался оставаться в городе, Он совершенно случайно встретил нас, когда направлялся на север. Если бы не мы, он сейчас наверняка уже был бы со своей женой.
– О Боже! – беспомощно пробормотала Летиция. – Неудивительно, что временами у него бывает такой свирепый вид! Должно быть, ужасно волнуется за нее.
Оливия неверной рукой закрыла дверь и поморщилась от боли в груди. Льюис Синклер безумно страдает от разлуки с женой. Именно в этом и кроется причина его постоянной угрюмости. А когда он думает, что за ним никто не наблюдает, его лицо искажается страдальческой гримасой.
Она вспомнила, когда впервые ясно увидела его лицо. Это было в тот момент, когда она очнулась от дурацкого обморока и посмотрела на Льюиса, стоявшего на фоне алого неба, в которое рвалось пламя горевшей виллы. Тогда она была потрясена его бесстрашием, а он… он повернул голову. Их взгляды встретились, и ее поразило выражение его темных глаз.
В этих глазах не было облегчения от того, что опасность вроде бы миновала, и они сумели разогнать «боксеров». Была лишь одна боль. Душевная боль, невероятная по своей силе. Тогда она не понимала, в чем дело, но теперь хорошо знала, чем эта боль вызвана. Тоской по Жемчужной Луне. Он спас англичан, запертых в горящей вилле. И честь требовала, чтобы он проводил их в Пекин, отложив возвращение к жене. А обстоятельства сложились так, что ему пришлось задержаться на неопределенное время.
Оливия зябко вздрогнула и обхватила себя руками. Как он, должно быть, ненавидел их всех! Впрочем, если не считать некоторой резкости, расстраивавшей тетку, он ничем не выказал своего отношения к спасенным. Иногда он смотрел на Оливию и улыбался. И тогда у нее по спине бежали мурашки. А его поцелуй в саду…
По пути в Чансынтень она уже знала, что любит его, и посмела надеяться, что эта любовь взаимна. Но теперь ясно, что это была всего лишь дружба, рожденная опасностью. Но на большее она не имеет права претендовать. Его сердцем владеет Жемчужная Луна.
Оливия почти упала на постель.
Больше она его не увидит. Есть предел мучений, которые может вынести ее сердце, и если они встретятся снова, может оказаться, что этот предел уже превышен.
Девушка прижала ладони к ноющим вискам. Может, тетя права и лучше бы им оставаться в Бате? Жизнь там была бы проще, безопаснее… и куда скучнее.
– К вечернему визиту бельгийского посланника Оливия надела платье лимонного шелка. Судя по тому, с какой, гордостью взирала на нее тетка, неприличное поведение племянницы было прощено.
Посланник оказался человеком обаятельным, беседа – приятной, а тетка была на седьмом небе от оказанной им чести.
Когда бельгийский посланник учтиво распрощался с хозяевами, Легация прошептала:
– Приходил посыльный от Филиппа. Передал, что Филипп навестит нас утром.
– Филипп?
Она ни разу не подумала о Филиппе с той минуты, когда покинула дом месье Пиша.
– Именно.
Глаза Легации засияли при мысли о том, как рады будут помириться молодые люди.
– Твой дядя, конечно, рассказал ему, как ты измучена после своей… своей экспедиции.
Несмотря на то, что вся европейская община была в восторге от эскапады племянницы, сама Летиция не могла упомянуть о случившемся без дрожи ужаса.
– Уверена, что он уже пришел бы к тебе, если бы дядя позволил.
Оливия поняла, что сейчас опять расстроит тетку.
– Простите, тетя Летиция, – ответила она, когда за посланником закрылась дверь, – но у меня нет ни малейшего желания снова видеть Филиппа.
– Нет желания видеть Филиппа? – переспросила тетка, уверенная, что ослышалась. – Но, дорогая, ты должна встретиться с ним! Он твой жених!
И как ни странно, Оливия сообразила, что в глазах окружающих все именно так и выглядит.
– Так вот почему ты такая бледная и осунувшаяся? – допытывалась тетка в полной уверенности, что, наконец, поняла причину дурного настроения племянницы. – Считаешь, что Филипп не поймет причин твоего… твоего путешествия в Чансынтень? – спросила она, обнимая пухлой рукой талию девушки. – Ну
